Люциус Шепард - Знаток тюрьмы

Я поглядел на него с изумлением.

«Ты действуешь, словно что-то знаешь», сказал он, «но знаешь не так много, как мы. И мы не знаем будущего.»

«Да ладно», сказал я, «забудь.»

«Ничего плохого не случиться. Мы пойдем с тобой.» Он взглянул на Кози. «Верно?»

Кози пожал плечами. «Конечно.»

Бербик поднял бровь и сказал мне насмешливо: «Это просто четыре старика, Томми. Пошли!»

Коланджело, который сидел на склоне выше нас и левее, вскарабкался на ноги и заторопился убраться с нашего пути, пока мы взбирались на хребет.

«Хуев урод!», сказал Бербик, когда мы поравнялись с ним.

Члены Совета стояли полукругом прямо под нижней точкой хребта, которая заросла двумя приблизительно круглыми, почти одинаковыми маленькими кустиками, так скудно поросшими листьями, что на некотором расстоянии на фоне каменной стены они казались моделями двух небольших планет с темно-серыми океанами и зелеными островками континентов. Упорство, с которым Совет созерцал их, давало впечатление, что они обдумывают эмиграцию на ту или другую. Подобравшись ближе, я увидел, что старейший среди них, Черни, похоже, говорит, а другие, поводя глазами, похоже, не слушают. Холмс, сморщенный, черный и лысый, если не считать клочков хлопковых волос над ушами и на затылке, беспокойно переступал ногами, а двое других, Эшфорд и ЛеГари, оба патриархально-седые и костлявые, стояли в равнодушных позах. Один из тех, что помоложе, выступающий за их, коренастый латино лет за тридцать, загородил нам дорогу, вежливо спросив, чего мы хотим, и Бербик дернул большим пальцем на меня и ответил: «Пенхалигон хочет познакомиться с Советом.»

«Я не хочу познакомиться с ними», раздраженно сказал я, «я просто хочу о них знать.»

«Они заняты», сказал латино. «Но я погляжу.»

«Ты пытаешься отпихнуть меня?», спросил я Бербика, когда латино пошел консультироваться с советом.

Он казался довольным собой. «А что может случиться? Это просто четыре старикана?»

«Не о чем тревожиться», сказал Кози. «Он просто сказал за тебя.»

«Не надо меня интерпретировать, окей?», сказал я. «Перестаньте действовать, как моя хренова старшая сестренка.»

«Черт!», с удивлением сказал Бербик. «Он сам идет.»

Поддерживаемый под локоть латино, Черни направлялся в нашу сторону, шаркая по траве высотой до лодыжек, шаткий и хрупкий. Глубоко изрезанное морщинами лицо усеивали печеночные пятна, а кончик языка мелькал во рту с настойчивостью ящерицы. Он был низеньким, не более пяти футов пяти дюймов, но ладони казались принадлежащими гораздо более крупному человеку, широкие, с толстыми пальцами и выпуклыми суставами — сейчас они дрожали, но выглядели так, словно он ими яростно пользовался в молодости. Его глаза были водянисто серо-голубые, склеру усеивали лопнувшие сосуды, а на правом лепилось туманное бельмо. Когда он достиг нас, он протянул руку и на пробу похлопал меня тремя пальцами по предплечью, словно благословение сенильного папы, который забыл надлежащую форму обряда. Он что-то забормотал чуть слышным шепотом. Латино подставил ухо, и когда Черни закончил, он сказал: «Пенхалигон, для тебя здесь есть важная работа. Ты должен приступить к ней быстро.»

Не похоже было, чтобы Черни говорил достаточно долго, чтобы передать столько информации. Я заподозрил, что латино и его помощники мухлюют, прикидываясь толкователями четырех сенильных стариков и в процессе гарантируют приятную житуху для себя.

Черни пробормотал что-то еще, и латино сказал: «Приходи в мой дом, когда захочешь.»

Старик попытался нетвердо улыбнуться; латино поддержал его, когда он повернулся, и с почтительной нежностью повел его обратно к остальным. Я заготовил саркастический комментарий, но был остановлен ошеломленным выражением лица Кози. «Что такое?», спросил я.

«Он пригласил тебя в свой дом», сказал Кози с оттенком недоверия.

«Ага… ну и что?»

«Это случается не слишком часто.»

«Я здесь почти пять лет и не помню, чтобы это происходило», сказал Бербик.

Я переводил взгляд с одного на другого. «Это не он пригласил меня — это его хренов водила.»

Бербик пренебрежительно хмыкнул, покачал головой, словно не мог измерить мою глупость, а Кози сказал: «Может, когда ты его увидишь, тогда…»

«Какого хера я пойду с ним повидаться? Чтобы я водил под ручку какого-то старого сопельника?»

«Думаю, тебе найдется дело получше», сказал Бербик. Он снова говорил раздраженно, и я спросил: «Что грызет твою задницу, мужик?»

Он было шагнул ко мне, но Кози вдвинулся между нами, постучал в мою грудь двумя пальцами и сказал: «Ты, мелкий урод! Ты прошел прямо от двери на восьмой… Ты, похоже, не ценишь, что это значит. Фрэнк Черни приглашает тебя в свой дом, а ты высмеиваешь человека! Я пытаюсь помочь тебе…»

«Я не нуждаюсь в твоей помощи, гнида!»

Я узнал лишенную юмора улыбку Кози — то же самое выражение, какое было у него много лет назад перед тем, как он шарахнул меня головой о стену душевой. Я отступил на шаг, однако улыбка его растаяла и он спокойно сказал: «Власти что-то имеют на уме для тебя, Пенхалигон. Это ясно всем, кроме тебя. Похоже, ты забыл все, чему научился о выживании в тюрьме. С таким подходом в новые стены ты не попадешь. Ты обрати внимание на то, как тут все идет, и веди себя соответственно. Не имеет значения, что это тебе не нравится. Ты делаешь то, что тебе надо делать. Говорю тебе — с такой программой ты не пойдешь, они не переведут твою бедную задницу.»

Я прикинулся, что содрогнулся.

«Мужик думает, что он крутой», сказал Бербик, который пристально смотрел вверх на одну из башенок охраны, пустой купол на вершине каменной башни. «Он просто не знает, что такое настоящая крутота.»

«Ты просто должен спросить сам себя», сказал мне Кози, «куда же меня переведут?»

Он и Бербик пошли вниз по склону, скосив в сторону безлюдной части восточной стены. Оставшись один на вершине, я был одержим параноидальным подозрением, что группки людей, кучкующихся вдоль стены, все говорят обо мне, Но единственным доказательством в поддержку этого был Коланджело, который стоял на полдороге вниз по склону справа от меня, примерно в сорока футах, почти прямо рядом с местом, где собирался Совет. Он пристально следил за мной, выжидательно, словно ожидая, что я могу пойти на него. Со своим сияющим скальпом, с горящими золотом глазами, он имел вид странного розового демона, одетого в тюремную серую робу, и мое обычное презрение к нему вытеснила нервозность. Когда я пошел вниз с верхушки хребта, он пошел параллельной тропинкой, сохраняя расстояние между нами, и хотя при обычных обстоятельствах меня бы искушало желание выругать его, но отвратив от себя Кози и Бербика, понимая свою изоляцию, я только ускорил шаг, и не почувствовал себя в безопасности, пока не вернулся в свою камеру.