Александр Рубан - Витающий в облаках
Теперь под ним (он это знал, но не видел) лежало бетонное шоссе дорога номер пять, почти параллельная направлению ветра. Забирая немного вправо, она вела к Центральному товарному парку, туда, где чётко и ярко полыхал газовый факел. И на двенадцати километрах этой дороги не было ни единого светлячка. Правда, где-то слева от неё (т.е., прямо по курсу) должен быть "дикий" посёлок вышкомонтажников. Два десятка жилых времянок, сборные арочники цехов и сама вышкомонтажная контора. Но светится ли там хоть что-нибудь?
Вдруг он поймал себя на том, что слишком долго производит свою рекогносцировку. Долго и не в меру детально. Ведь ему всего-то и предстоит: быстренько подняться, пронзив облачный слой, и окликнуть этих двоих. А уж втроём-то они сумеют вернуться. Эти ребята, судя по их беззаботному смеху, летают по крайней мере не хуже, чем Леонид. Лучше! - вон как высоко они забрались. В случае чего - помогут. Хватит с него гордого одиночества. Наелся. Теперь, когда нас будет трое... Кстати, где они?
Голоса двоих были уже едва различимы, и Леонид не сразу понял, откуда они доносятся. Ясно лишь, что уже не сверху - не точно сверху. Пришлось долго прислушиваться, прежде чем он сообразил, что отстал: видимо, там, над облаками, скорость ветра была ещё больше. Впрочем, догнал он их довольно легко.
Когда голоса, приблизившись, опять зазвучали прямо над ним, Леонид остановился, завис вертикально, вытянул руки по швам, сделал несколько глубоких вдохов и, зажмурившись, рванулся вверх.
...До сегодняшней ночи Леонид ни разу не поднимался над облачным слоем. И только однажды (в июне, в разгар белых ночей, когда и тепло, и видно) он отважился залететь внутрь облака. Воспоминания остались самые неприятные: насквозь промокший, стуча зубами от холода и страха, он вывалился из крутящейся непроницаемой мглы, последними лихорадочными усилиями приземлился - почти упал - на той стороне Обской протоки, жадно и жалко провожая взглядом свой берег с незнакомой лодочной пристанью и замазученным пляжем, и долго, до самого рассвета, пытался взлететь. Но без ПЛАФОНА это не получалось. Только когда окончательно рассвело, он обнаружил в трёхстах метрах от себя понтонную переправу и пешком (четыре километра по расхлябанной безлюдной бетонке) вернулся домой.
Недели две после этого он не летал вообще, даже "по-зимнему" (в кухне, при закрытом окне, как друг Даблин у себя в кабинете). А ночи, как назло, стояли тихие, безветренные, светлые. Ласковые белые ночи Усть-Ушайского севера, о которых он мечтал в студенчестве, ещё до встречи с Люсей, и ради которых он распределился сюда - для того, чтобы летать, а не для того, чтобы преподавать математику в "столице нефтяников".
Люся все эти две недели была необычайно ласкова с ним: щебетала, строила невозможные планы, ежевечерне закатывала роскошный ужин - вдруг обнаружилось, что она превосходно готовит. Вытащила из кладовки перегоревшую вафельницу, упросила Пашку Прохорова починить её (оказалось, что обе спирали целы, всего-то и нужно было, что подтянуть разболтавшиеся контакты), и кухня, за многие месяцы продутая и выхолощенная ночными ветрами, быстро и охотно пропиталась весёлыми эпикурейскими запахами ванили, взбитых сливок и шоколада. Вообще кухня преобразилась, заблистала чистотой и опрятностью, - и не только кухня. Словом, Люся только что не порхала по квартире. (Но, конечно же, не порхала - ей это было не дано. Те давние пируэты над стройотрядовскими палатками были первыми и последними полётами в её жизни, а после... Люся не любила вспоминать о том, что было после.) Удивительно, как её хватало на всё в эти две бесполётные для Леонида недели. Ведь в школе как раз была запарка: последние выпускные экзамены, предремонтный разгром, свирепая - до слёз и инфарктов - делёжка часов на будущий год.
Впрочем, в школе всегда запарка.
Ладно хоть Лёнька не путался под ногами, не надоедал бесконечными вопросами: Люся в рекордно короткий срок (четыре дня!) организовала приезд тестя из Северодонецка и моментально выпроводила его обратно - уже вместе с внуком. Это, между прочим, фокус: достать авиабилеты в июне, да ещё с бронёй, да ещё через Новосибирск - т.е., самым коротким и самым дешёвым маршрутом, всего с одной пересадкой...
Да, если б не Люся, не её весёлая и деятельная ласковость, Леонид вряд ли сумел бы так быстро оправиться после неудачного погружения в облако и ещё до начала Люсиного отпуска возобновить полёты. И ведь ни словом, ни намёком не полюбопытствовала: что же произошло с ним той ночью, почему он вернулся домой только под утро, разбитый усталостью и страхом, с остекленевшим взглядом.
Зато она подолгу и обстоятельно рассказывала о своих школьных делах, о том, какой у неё хороший выпуск в этом году - семь человек из класса собираются поступать в Усть-Ушайский университет, на филфак, и четверо из них наверняка поступят, а вот Вадик Таранухин, самый способный мальчик (помнишь, я тебе показывала его стихи?) поступать не собирается, он, умничка, намерен стать журналистом и сначала поработать на буровой - очень основательный мальчик, это так редко при таких способностях.
Или строила планы на отпуск - почему бы на этот раз не провести его вместе, что у вас там за порядки в ПТУ, тебе уже два раза давали отпуск зимой, в конце концов, имеешь право потребовать, ведь так? И давай закатимся в Карпаты - говорят, путёвки есть, даже семейные, Лёньку возьмём, чего ему киснуть в Северодонецке - разве что солнце, зато Большая Химия рядом и купаться негде. А в Карпатах - зелень, луга, травы по пояс, быстрые холодные речки, будешь его закалять (только не простуди!), а? Разве тебе не хочется в горы? Полета... побродить по склонам, подышать полной грудью, а?
И Леонид почти поддался на уговоры, даже сходил к директору и вяло покачал права, даже заявление на отпуск написал, но отпуска ему не дали. Завхоз решительно воспротивился: "Вы, Леонид Васильевич, знали, на что шли, когда устраивались к нам столяром!" Всё правильно, и вовсе не потому, что у них в ПТУ такие порядки, а просто действительно много работы, которую никто, кроме Леонида не сделает: и мебели в том году было поломано больше обычного, и форточки почти во всех аудиториях пора было менять, не говоря уже о замках, а тут ещё физрук затеял новую шведскую стенку в зале и разборную хоккейную коробку во дворе общежития, и это тоже непостижимым образом ложилось на Леонида, плюс летняя практика для тринадцатой группы (плотники-бетонщики, второй курс), которую тоже навесили на него - с доплатой, конечно, но всё равно неприятно.
- А ты плюнь! - с деланным безразличием заявила Люся, когда он доложил ей результаты своей попытки. К тому времени Леонид уже вышел из депрессии и снова летал, не понимаясь, правда, выше своего пятого этажа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});