Александр Бушков - Провинциальная хроника начала осени

- Тиреней, из Микен.

- Он всегда берет самых лучших, этот коллекционер душ из Аида... Подробности.

Гилл рассказал, профессионально выделяя главное.

- Пожалуй, я могу назвать тебе и имя кентавра, - сказал Тезей. - Нерр, внук Хирона, знаток иноземных языков, звездочет, книжник, путешественник. Я никогда его не видел, но с Тиренеем и с браслетом Хирона мог оказаться только он.

- Может быть, ты знаешь и их убийц, царь? - спросил Гилл. - Коли уж ты знаешь их имена, знаешь, что они должны были путешествовать вместе. Кто убил их?

Он рисковал навлечь на себя гнев, но сейчас такие опасения ничего не значили - Гилл понимал, что столкнулся с чем-то значившим неизмеримо больше, чем интриги-однодневки.

- Их убило Прошлое, Гилл, - сказал Тезей. - То есть все равно что никто.

- Но так не бывает, - сказал Гилл. - Должен быть конкретный человек, отдавший приказ, должны быть исполнители.

- Этого не знаю. Возможно, я мог бы тебе помочь, рассказав о прошлом, но слишком долго пришлось бы рассказывать и нет уверенности, что я назову виновников, - порой очевидец событий знает меньше, чем тот, кто сто лет спустя пишет исторический труд.

- Рукопись Архилоха - легенда?

- Не знаю. Тиреней был уверен, что нет.

- Но сам-то Архилох существовал?

- Еще бы, - сказал Тезей. - Я его хорошо знал. Но что с ним сталось после смерти Геракла, куда исчезла рукопись и была ли она - неизвестно. Архилох была интересный малый, этакая смесь воина и книжника, - во времена моей молодости таких хватало, да и нынче они не перевелись.

- Значит, он исчез?

- Я тогда был на Крите, - сказал Тезей. - Все произошло без меня расправа Геракла с кентаврами и его смерть. Вдруг распался отряд Геракла: кто погиб, кто побрел неизвестно куда. Я так и не выяснил подробностей не до того было.

- Понимаю, - сказал Гилл. - Царь, я ставлю вопрос иначе - есть ли сейчас кто-нибудь, кому нужно захватить или уничтожить рукопись Архилоха? Есть ли в этой рукописи что-то, из-за чего и сегодня гибнут люди? Царь!

Он подался вперед, но Тезей остановил его властным движением руки. Откинул голову, прижав затылок к резным кедровым доскам, бледность заливала крупное лицо с резкими красивыми чертами, похожее на каменные львиные морды с микенских ворот. Гилл вдруг подумал, что Тезей стар. До сих пор такой мысли не приходило в голову, язык не поворачивался произнести это слово, потому что почтенный возраст и старость - понятия с разным содержанием. Сейчас они слились в одно, и Гилл не узнавал своего кумира, своего героя.

Тезей заговорил тихо, медленно и внятно, но Гилл не знал, помнят о его присутствии или нет:

- А есть ли она, абсолютная истина? Когда я был молодым, когда у Геракла не было ни одного седого волоса, ответы казались недвусмысленными и четкими, все было по плечу, и мы верили, что не сегодня завтра перевернем мир. Но проходят годы, и с каждым новым свершением видишь, что впереди высятся те же неприступные вершины, а друзья и соратники один за другим уходят в небытие...

"Ему крепко досталось, - подумал Гилл. - Ударов судьбы выпало на долю предостаточно - смерть в расцвете красоты и молодости Ипполиты, первой жены, той самой прекрасной амазонки, смертельная вражда второй жены, Федры, с пасынком Ипполитом, ее безумие и самоубийство, смерть Ипполита. Годы заключения в Аиде. Раны, тяготы долгих походов, бешеный, нечеловеческий труд - сколачивание и укрепление новой Аттики. Для обычного человека слишком много. Да и для сына Посейдона - тоже. Но он не может, не должен, не имеет права сломаться - человек, полубог, в которого я беззаветно верю!"

- Так о чем мы? - спросил Тезей, он снова был прежним, но Гилла больно царапнуло понимание, что Тезей, оказывается, может быть и другим.

- Есть ли люди, которым нужно захватить или уничтожить рукопись Архилоха? Есть ли в ней самой что-то настолько важное? Что-то, до сих пор не потерявшее значения?

Он начинал уже бояться, что не дождется ответа.

- Я не знаю, - сказал Тезей. - Весьма возможно... Тебе следовало бы прекратить это дело. К чему нам сражаться с лемурами? [в древнегреческой мифологии лемуры - тени мертвых, беспокоящие по ночам живых]

- Боюсь, что эти лемуры целиком из плоти и крови.

- Все равно, - вяло сказал Тезей.

- Это приказ?

- На твое усмотрение. Если не боишься.

"Но что же происходит?! - вскрикнул про себя Гилл. - Я теряю нить, перестаю что-либо понимать, а меж тем мне как раз надлежит все понимать и все предусмотреть. Не говоря уже о том, чтобы все знать. Чьи руки тянутся из прошлого и что произошло двадцать лет назад у горы Эримант?"

- У тебя все?

- Меня беспокоят "гарпии", - сказал Гилл. - Они все больше наглеют. Пропадает оружие, а виновных никак не удается отыскать. Менестей собирает все больше слушателей.

- Это несерьезно. В конце концов, я сделал для Афин неизмеримо больше, чем какой-то горлопан, который вообще не сделал ничего.

- Возможно, - сказал Гилл. - Но я ловлю себя на мысли, что на приемах слежу за нашими царедворцами, пытаясь угадать, у кого из них может оказаться под одеждой кинжал.

- А это уже чуточку смешно.

- Возможно, - повторил Гилл. - Но очень уж неспокойно у нас в последнее время. Я могу идти?

- Да. И постарайся не выдумывать новых сложностей. Нам хватает забот со старыми.

Гилл шагал по коридорам размашисто и слепо, не видя и не слыша никого и ничего, и сановники торопливо отшатывались, вновь поминая злым шепотом проклятого Дорийца, а челядь рангом пониже, не имевшая права негодовать вслух, со сладкими улыбочками кланялась, прижимаясь к стенам. Он был в ярости. Холодная, мрачная, пахнущая кровью тень, словно вырвавшееся из Аида тяжелое черное облако, наползала на солнечные, безмятежные Афины. Может быть, видел и ощущал ее ядовитое дыхание только он, а Тезей... Что-то непонятное и тревожащее происходило с Тезеем.

Он спустился в маленький дворик. Выжидательно придвинулись его люди. Гилл поманил отвечавшего за тайную охрану дворца сыщика Сигму и сказал резко:

- Следить бдительно.

Из-за спины Сигмы возник Эпсилон. Слов не потребовалось - Гилл взглянул, и Эпсилон грустно кивнул в ответ. Кто-то распахнул неприметную калитку, Гилл прыгнул в колесницу, возничий дико заорал, и рыжие хеттские кони с коротко подстриженными гривами понеслись за ворота. Гремели колеса, возничий кричал "хай-хай-ю!", люди шарахались, Гилла швыряло, как попавший в бурю корабль, но он не замечал ни ударов, ни толчков. В голове бессмысленно вертелась старая сказка о дураке Коребе, который надумал как-то пересчитать морские волны, а сам не умел считать до пяти.

Он спрыгнул с еще не остановившейся колесницы и побежал в дом. Сыщик Эпсилон беззвучно несся следом.