Анри Торосов - Оливье - друг человека
И в конце концов, не в принцессах дело, понял я, а в том, что ты гибнешь. И причина лежит на поверхности — деньги Якова. Их слишком много, а деньги это прежде всего сила, энергия, и вот тебе дали в руки огромную кучу энергии, а ты, как ребенок, не способен удержать ее в своих руках и не способен ею управлять, но еще меньше способен от нее отказаться! И ты брызгаешь ею во все стороны, и к тебе липнет всякая дрянь, стремясь урвать свой кусочек, и при этом так легко поверить, что все равно все в порядке и разве страшны похмелья тому, чей дом набит французским коньяком?
Тебе нужно похмелье, страшное и неподвластное тебе.
В настоящее время я не вижу иного способа, как только лишить тебя денег Якова. Поскольку добровольно ты от них не откажешься и сошлешься при этом на то, что у тебя хватит сил противостоять соблазнам, я — но сначала приготовься не сорваться с места и не прибежать ко мне, этим ты мне очень помешаешь, но ничего не добьешься, — так вот, я принял меры для принудительного изъятия у тебя денег. Читай дальше!»
Дима был настолько огорошен этим внезапным переходом от повествования к действию и настолько отказывался понимать прочитанное, что подчинился приказу и не помчался в комнату к Оливье. На дальнейших строках он лихорадочно рассчитывал найти что-то такое, что показало бы ему, что он ошибся в оценке этих страшных слов — «принудительное изъятие».
«Я прочитал уголовный кодекс и знаю, что тебе грозит за организацию ограбления…»
«Знает — значит, не мог донести!» — уцепился Дима за эту мысль.
«Я знаю, что тебе это будет очень тяжело, но не так, как мне, предающему тебя…»
«Неужели?!» — мелькнуло у Димы. Теперь он и не смог бы подняться, если бы и захотел, ноги отказали бы ему, но он и пытаться не стал — может, рассчитывал все-таки вычитать в дальнейшем себе амнистию, а может, просто вспомнил страшные клыки Оливье?
«И главное — если этого не произойдет, тебе будет гораздо хуже».
«Конец!» — понял Дима. И стал читать дальше.
«Я надеюсь, у тебя хватит ума не запираться, да это было бы бессмысленно я указал, где ты хранишь деньги, ты ведь тоже, как и Яков, не прятал их от меня… А перепрятать ты не успеешь…
Не сердись. Все не кончится на этом, и, может быть, ты еще получишь за меня Нобелевскую премию. Но для того чтобы со следующими не обошлись так же безответственно, как со мной, а главное, для того, чтобы ты поверил мне, поверил, что я сделал это для тебя, мой разум, подойдя к границам своих возможностей, указал мне все же выход…»
Выход?!
«Дело обстоит так, что тебя невозможно спасти, не предав, и, кроме меня, предать тебя некому, но пока я жив, предать тебя я не в состоянии. Ergo, мне следует перестать жить. Прощай. Я давно научился обращаться с твоим ружьем.
Оливье».
— С ружьем?! — теперь Дима вскочил на ноги, но тронуться с места не успел — из комнаты вслед за последней нотой «Лакримозы», не давая установиться тишине и заглушая резко зазвеневший дверной звонок, прозвучал выстрел.
1977 год
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
