Ольга Хованская - Радужные анаграммы

— О, с тебя станется, — не выдержал я, — легко можешь такое ляпнуть.

— А что такое? — Гарольд удивленно вздернул рыжие брови, — на мой взгляд, в той ситуации это был совершенно естественный вопрос.

Я только тяжело вздохнул. И как это Гарольда до сих пор не выкинули из института? Видимо его ангел-хранитель сидит в самом Министерстве по Науке.

— Наверное, я все-таки был прав, — продолжал мой друг, — потому что Биркенау на скандал не пошел. Дело замяли, и теперь наш заведующий — признанный классик. Только, мать его, в рамку и на стенку! И все попытки это оспорить ни к чему не приведут. Биркенау всегда ставит мне палки в колеса… Да что говорить! Видимо, я у него как заноза в заднице.

— И еще есть одна проблема, Гарольд. Алоис Грубер Пёльцль не просто будет информировать своего начальника и покровителя обо всех наших делах, это-то как раз не самое страшное. Ты разве не знаешь — этот тип активно проповедует новый подход в структурной топологии пространства-времени, так называемый пертурбативный подход Льюиса-Пёльцля. В этом подходе первична его «единственно верная» теория, которая дополняется только малыми поправками, для подгона к реальным наблюдениям. Таким образом, возникнут проблемы с целым классом твоих непертурбативных моделей, разрабатываемых у нас в отделе. Запретить твои исследования напрямую Биркенау не может, но вот существенно усложнить тебе жизнь — это да. И это при том, что твой отдел сейчас законодатель мод у космологов. И зачем это надо Биркенау?

— Да ему наплевать на наш институт — ему главное «контролировать обстановку»! И контролировать меня, в частности. Все осторожничает, чертов деятель — это из-за него мы просрали четыре восьмиметровых телескопа на Паломаре, которые сейчас практически полностью принадлежат американцам! Вот что, Сашка, надо не дать Алоису защититься! Пусть я проморгал их авантюру с кандидатской, мне тогда на этого пацана наплевать было. Но к себе в отдел я этого сопляка не пущу!

— Ага, — усмехнулся я, — давай, разберись в тысячестраничном талмуде Алоиса, найди там фундаментальные ошибки и убеди в этом Ученый Совет! Я видел его работу — это очень тяжелый функциональный анализ. Нужен очень хороший математик, чтобы найти ошибку, если она вообще там есть.

— Есть! Не может быть верной эта галиматья!

— Извини, Гарольд, ты очень талантливый человек, но за оставшийся месяц ты ошибку и него не найдешь.

— Мерси за комплемант, всегда знал, что мой талант не проскочит мимо тебя незамеченным. Может, хоть морду Алоису набьем, а?

— Ну, еще что придумаешь!? — обозлился я.

— Зануда ты, Александр Константинович, — протянул Гарольд, по-мальчишески засунув руки в карманы, — и тон у тебя лекторский — аж тошнит. Со студентами наобщался, любитель молодежи?

— Не ерничай, Гарольд…

— Ну хорошо, — он неожиданно стал серьезным, — твои предложения?

— У меня есть на примете один математик, мне очень рекомендовал его отец Юрии Отса. Помнишь, этот педант, из отдела матстата? Невероятный педант, но он как лакмусовая бумажка на хороших специалистов. Если уж кого похвалит, значит, человек того стоит.

— Ну, и кого же рекомендовала твоя лакмусовая бумажка?

— Есть такой консультант лондонского Королевского Общества, аналога нашей Академии Наук, профессор Реджинальд Чарльз Этелинг де Краон.

— Ну?

— …то есть даже не академик, а их арбитр в разрешении спорных вопросов.

— Заплесневелый, выживший из ума, страшный как антихрист и дотошный как инквизитор англичанин? Или фамилия французская? Знаешь, Сашка, кого берут «консультантами» в Академию Наук? Да тех, которым уже под восемьдесят, которые не могут дойти к восьми утра на рабочее место, но которых до слез жалко так вот уволить. Вот и держат их за былые заслуги.

— Во всемирной математической энциклопедии сказано, что родился в Англии, в Лондоне. Кстати, он не сильно старше нас с тобой.

— Ага, вместе взятых, — хохотнул Гарольд.

— Я раздобыл номер его телефона, не уверен, правда, что это очень хорошая идея.

— Ага, значит, предлагаешь мне позвонить? Откуда у тебя номер-то, из энциклопедии?

— Уж если ему и звонить, то сделать это надо тебе, ты все-таки заведующий отделом, — я, не удержавшись, с неодобрением глянул на его ярко-оранжевую рубашку, — а номер мне Отс достал, у кого-то из начальников.

Гарольд надул щеки и взъерошил и без того лохматые волосы.

— А что, Сашка, действительно, давай ему прямо сейчас и позвоним. Пригласим его на эту чертову защиту в качестве независимого арбитра, регламент защиты это вполне допускает. А там будь что будет! Но все равно хоть какой-то шанс избавиться от Алоиса у нас появится. Если, конечно, твоему де Краону не под восемьдесят.

— С другой стороны, — рассудительно заметил я, — с какой это радости он согласится? Ведь явно намечается скандал, а люди такого ранга как этот де Краон скорее всего скандалов избегают.

— Попробовать-то можно, а? Может он любит поскандалить, не все же такие зануды как ты… ладно, ладно, не буду… какой-то ты обидчивый сегодня, Сашка. Кстати, сейчас как раз пришел последний весенний транш по моему гранту, и я смогу оплатить ему самолет. Из Лондона, наверное. Поселим его на недельку в трехкомнатный люкс с камином в новом профессорском корпусе за счет гранта. На меня там постоянно зарезервированы два номера как на зава. Познакомим его с какой-нибудь из твоих студенточек…. Есть же у тебя студенточки, а? Потом по летней Москве его покатаем, а то сидит там в этом своем Лондоне. Отличная мысль, Александр Константинович! Давай номер.

По своему обыкновению, легко перейдя от состояния крайнего раздражения к состоянию оптимистического энтузиазма, Гарольд достал телефон и стал набирать номер.

Гарольд включил громкую связь. Я механически стал считать гудки. Девять, десять, одиннадцать…

— А сколько сейчас времени в Лондоне? — запоздало спохватился я, — может, он спит?

— Два балла тебе за незнание часовых поясов, преподаватель называется! Он, может, не в Лондоне, номер-то может и… — начал Гарольд, но тут гудки прекратились, послышалось какое-то шуршание, и бесстрастный как автомат голос произнес:

— Pronto.

Гарольд на секунду замялся. Неаполитанский диалект, на котором он привык трепаться с коллегами из Каподимонте и орать на тамошних таксистов, все-таки от классического итальянского отличается довольно сильно. Итальянский Гарольд знал плохо и перешел на привычный английский.

— Могу я поговорить с профессором Реджинальдом Чарльзом Этелингом де Краоном, научным консультантом лондонского Королевского Общества?