Урсула Гуин - «Если», 1993 № 02

— Ким — наш новый охотник, — пояснил Лопух.

— Эй, Сюзи, хватит транжирить время на старого беззубого слепого охламона, — окликнул девушку Корчмарь. — Плыви-ка лучше сюда.

Сюзи со вздохом подчинилась и грациозно проскользнула между веревок: ее изящные пальчики легко погладили грубую щеку Лопуха.

— Ах, Беззубик ты мой подслеповатый, бедный Лопушок, — прошептала она. Когда ее ноги проплывали мимо лица Лопуха, в его ушах прозвучал мелодичный перезвон золотых сердечек-слитков, подвешенных к браслетам на ее щиколотках.

— Что у вас слыхать о Пупсике и Очаровашке? — с наигранной кровожадностью спросил Сюзи один из бражников. — Сама-то ты как предпочитаешь — чтобы тебя опорожнили через сонную артерию или через распоротый живот, а?

— Заткнись, недососок! — устало осадила его Сюзи. — Корчмарь, налей-ка мне чего-нибудь!

— На твоем счете одни долги, чем будешь расплачиваться?

— Пожалуйста, не надо разыгрывать из себя дурачка, Корчмарь. Ты ведь и так знаешь ответы на все вопросы, тем более на последний. Пакетик лунной бражки, темной. А вас, господа, прошу потише.

— Истинным леди, Сюзи, мы подаем только в отдельной упаковке. Я обслужу тебя по высшему классу — наверху.

В кормовом углу раздались испуганные причитания, вскоре переросшие в душераздирающий возмущенный вопль. В проеме кормового люка бледнокожая нимфа в алых трусиках и лифчике — нет, в чем-то более широком — кувыркаясь и лягаясь, яростно билась с невидимым препятствием, как бабочка, ненароком угодившая в паутину.

Вероятно, забыв в спешке о правилах предосторожности, стройная девица некоторыми не в меру подвижными частями, прилипла к клейкому краю люка.

Неистовые усилия, сопровождаемые выкриками щедрых на советы пьяниц, наконец принесли желаемые плоды, и освободившаяся девушка, задевая по пути ванты и канаты, нервными рывками устремилась к ротонде.

Звонко хлопнув бедром о титановое покрытие стойки, она затормозила у цели, одной рукой подобрала болтающиеся полы своего алого наряда, а другой ухватилась за расшатанный поручень бара.

Дрейфуя за ее спиной, Лопух услышал:

— Двойную лунную настойку, Корчмарь. Да поживее.

— С наипрекраснейшим утром, несравненная Риксенда, — приветствовал ее Корчмарь. — С удовольствием могу предложить тебе разве что порцию золотистой водички… понимаешь ли, одно маленькое обстоятельство… — он с наигранной растерянностью развел булками рук. — Граф не любит, когда его девушки посещают «Приют Летучей Мыши» без него. В последний раз он строго- настрого наказал мне…

— Не морочь мне голову! Я пришла сюда по поручению Графа: нужно разыскать одну вещицу, которую он потерял. Короче, — двойную настойку, и покрепче! — девушка ударила кулаком по стойке так решительно, что сила отдачи невольно начала поднимать ее легкое тело под потолок, и только с помощью Лопуха (чье старание, впрочем, осталось неотблагодаренным) ей удалось водвориться на прежнее место.

— Не суетись, Рикси. А что потерял Граф?

— Маленький черный футляр. Такой вот, — она развела свои гибкие руки с сомкнутыми пальцами. — Он посеял вещицу здесь вечером в прошлую Забавницу. А может, ее украли…

— Лопух, ты слышал? — спросил Корчмарь.

— Никаких маленьких черных футляров, — быстро откликнулся Лопух, — зато, Риксенда, ты вчера вечером оставила здесь большой оранжевый чемодан. Сейчас принесу, — с этими словами он нырнул в глубину ротонды.

— Черт с ними, с этими чемоданами, футлярами, будь они неладны! Дай мне двойную! — агрессивно потребовала девушка. — Мать твою Землю!

Даже привычные ко всему бражники, и те чуть не поперхнулись. Всплеснув руками, Корчмарь взмолился:

— Только без богохульства, пожалуйста. Такой утонченной девушке это совсем не к лицу. Да и чем ты заплатишь? Разве что этим?

Булкой-рукой Корчмарь коснулся запястья Рик- сенды, обвитого желтым, плотно прилегающим кольцом.

— У тебя есть золотишко, — его голос вибрировал. Изюминки глаз снова исчезли, на этот раз от жадности.

— Ты прекрасна знаешь, что браслеты спаяны, так же как и на ногах.

— А эти? — его рука подплыла к золотистой искорке, посверкивающей у виска.

— Тоже припаяно. Граф проколол мне уши.

— Но…

— О, Господи, будь ты проклят, несчастный продукт распада! Только смотри, не пожалей! Пусть, пусть будет по твоему! — последние слова переросли в крик гнева и боли. Она ухватила рукой золотую каплю и резко рванула. Брызнула кровь. Риксенда протянула Корчмарю сжатый кулак и потребовала:

— А теперь выкладывай! Золото за двойную лунную настойку!

Корчмарь тяжело вздохнул и молча начал рыться в ящике для настойки, видимо, понимая, что в своей шутке переступил грань дозволенного. Сюзи с холодным равнодушием добавила:

— И мою темную бражку.

Лопух отыскал чистую сухую губку и, с ловкостью жонглера поймав ею разлетевшиеся, как мошкара, капельки крови, приложил к разодранному уху девушки. Корчмарь, поднеся вплотную к лицу тяжелую золотую подвеску, внимательно изучал ее. Риксенда, закрыв глаза от удовольствия, приникла губами к горловине двойного пакета.

Длинное жилистое смуглое тело в облегающем фигуру темно-лиловом джемпере, усыпанном серебристыми блестками, стрелой влетело через красный люк со скоростью раза в два превышающей самые дерзкие попытки, на которые когда- либо отваживался Лопух. Тело пронзило пространство, ни разу не задев по дороге ни единой веревки. На полпути к стойке новый посетитель сделал акробатическое полусальто, после чего вытянутые узкие ступни его босых ног самортизировали о титановый щит рядом с ногами Риксенды. Весь его корпус сперва изогнулся, а затем сложился с такой виртуозной гибкостью, что остов ротонды даже не завибрировал от полученного толчка.

Змеей одной смуглой руки он обвил плечи девушки, другой оторвал жалобно всхлипнувший пакет от ее рта. Раздался щелчок закрывающего сосок колпачка.

Ленивый голос напевно и вкрадчиво поинтересовался:

— Что мы вам обещали, детка, если вы еще хоть раз сами попробуете взять выпивку?

В «Приюте Летучей Мыши» стало тихо, как в склепе. Корчмарь, попятившись, прижался спиной к внутренней стенке ротонды, пряча левую руку за спину. Рука Лопуха так и замерла в щели между ящиками, где хранились потерянные и найденные вещи. Лопух чувствовал, как покрывается холодным потом. Сюзи спрятала лицо за мутновато-прозрачным пакетом темной браги, который она как раз успела поднести ко рту.

Один из бражников зашелся неудержимым кашлем, на последней ноте хрипло поперхнулся и, давясь словами, с раболепной угодливостью просипел: