Андрей Столяров - Детский мир

Быстрым легким движением она показала на Дрюню, который появился в гостиной. У того лицо было хмурое, а в руках он держал замысловатую конструкцию из картона.

– Какие-нибудь проблемы? – поинтересовался Сергей.

– Мне нужен «момент», – сказал Дрюня высоким неестественным голосом.

– «Момент» на веранде, на полочке, где маленькие эхинопсисы…

Дрюня, однако, не поспешил, но внимательно оглядел застолье, как будто запоминая, а затем повернулся и вышел – прикрыв за собой дверь.

Взвизгнули на крыльце половицы.

– Собачка у нас пропала, – несколько искусственным тоном объяснила Ветка. – На секунду оставили, и – то ли заблудилась, то ли украли. Шапки, говорят, из них делают. Вот Андрон и переживает последнее время. – Она подчеркнуто улыбнулась. – Ничего-ничего, наверное, скоро отыщется…

Харитон, как будто молясь, воздел кверху руки.

– Боже мой!.. – с неподдельным ужасом вскричал он. – Дети, собачки какие-то, чем вы тут занимаетесь?.. У тебя случайно любимый таракан не пропал? А то, знаешь, давай, я тебе посочувствую!.. – Бормоча: «По этому случаю надо врезать», он схватил бутылку, которую Лидочка уже отпустила, и, немного промахиваясь, налил всем полные рюмки. Быстро поднял свою и провозгласил: Ну! За то, чтоб жизнь пенилась, а не протухала!.. – выпил, крякнул и закусил соленым огурчиком. – М-м-м… пожалуйста, не обижайся, старик, но последние годы ты, по-моему, слегка растерялся. Тараканы, собачки, утратил нить жизни… – обвиняющим жестом он указал на полки с цветами. – Занимаешься чепухой. Это вот у тебя что?

– Акорус, – сказал Сергей.

– А вон там, над диваном, вон-вон это, зелененькое?..

– Пармакита, или «тибетская роза»…

Харитон хлопнул ладонью по крышке стола:

– Выбрось ты эти розы к чертовой матери! Вот давай прямо сейчас соберемся и выбросим. Тараканы, собачки, нашел занятие! В самый раз, понимаешь, для взрослого мужика. Жизнь, Серега, кипит так, что шарики разъезжаются. Я тебе сто раз говорил: иди к нам в мэрию. Мне порядочные сотрудники во как нужны! – Харитон напряженными пальцами чиркнул себя по горлу. – Грязь тебя наша пугает? Грязи, конечно, полно. Но не только же грязь – позитив какой-никакой наработали. Ну, Серега! Мы горы с тобой своротим!.. – Он решительно жестом убрал с бутылки лидочкину ладонь. – Вот что, мать, ты сейчас не хватай меня за руки. Разговор завязался серьезный, надо разобраться как следует…

Сергей мирно сказал:

– «Тибетская роза» растет высоко в горах. Собственно, это не роза, а редкий вид камнеломок. Саксифрага Тибетика. Цветет она раз в десять лет. И во всем мире есть только три человека, которые это видели. Я, конечно, имею в виду случаи документированные. Цветок плоский, похожий на раскрывшийся лотос, и, как говорят легенды, «неописуемой красоты». Тот, кто видел хоть раз цветущую пармакиту, обретает покой – не богатство, не счастье, не сверхъестественные способности. Так, во всяком случае, утверждают легенды… – Он секунду-ругую помолчал, чтоб дошло, а затем поднял рюмку и звякнул о харитошину. – Твое здоровье!..

– Взаимно!

– Ну – будь!..

Ветка вдруг поднялась и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Каблуки ее простучали по коридору.

Повисла нехорошая тишина.

Что-то жумкнуло, и долетело хрипение крана на кухне.

– Н-да… – после некоторой паузы произнес Харитон. – А ты, извини, конечно, в какую-нибудь мистику не ударился? Там – «Великое Братство» или что-нибудь такое еще. Они у нас в городе тоже, помнится, обретались…

Сергей сморщился.

– Я хотел лишь сказать, что жизнь не обязательно имеет конкретную цель. Там – добиться успеха, занять высокую должность. Она не для чего-то, она – просто жизнь. Вот и все. По-моему, достаточно ясно…

Лидочка поспешно налила себе сухого вина.

– Никто за дамами не ухаживает, приходится нам самим… Харитоша, ну что ты в самом деле мучаешь человека? Привязался: и это ему не так, и то не этак. Пусть он живет, как хочет, имеет такое право? А вот лично мне эта легенда очень понравилась. Цветок… высоко в горах… Ребята, давайте выпьем за жизнь!..

Крепкие пальцы ее охватили бокал. Почему-то это заступничество было особенно неприятно.

Сергей отодвинулся.

– Пойду позову Ветку, – сказал он…

Дальше начиналась река, берег ниспадал крутым каменистым обрывом, от воды поднимался туман, и шуршали невидимые камыши у оврага. Луны нынче не было. Вернее, она была, но – закрытая облаком, которое немного светилось. Вероятно, клонило к дождю. Плеснула рыба, и томительный мокрый звук улетел в неизвестность.

Сергей бросил вниз сигарету. Курил он редко и только в соответствующем настроении. К черту, подумал он. Почему я должен переживать из-за каждого слова? Харитоша ведь вовсе не собирался меня обидеть. Ну – сказал, ну – это его точка зрения. И, наверное, точно так же не говорила ничего обидного Лидочка. Лидочка вообще сегодня – сама деликатность. Ринулась мне на выручку, укоротила язык Харитону. То есть, не из-за чего переживать. И однако, как они не могут понять, что судьба – это вовсе не значит бежать и карабкаться, что совсем не обязательно пробиваться наверх и что жить можно так, как несет тебя само течение жизни. Разумеется, иногда подгребая, чтобы не захлебнуться. Этого они почему-то не понимают. В их представлении, жизнь – это непрекращающаяся борьба. Гандикап, где мы все – как хрипящие лошади. Надрывается сердце, копыта стучат по земле, валится под ноги участников мыльная пена. А вот я не хочу быть хрипящей лошадью. Мне это не интересно.

Он вспомнил злое и вместе с тем обиженное лицо Виктории. Как она делала вид, что у нее на кухне – какие-то неотложные хлопоты. Как она переставляла кастрюли с места на место и как, хотя этого и не требовалось, попыталась начать мыть посуду. И как все-таки не выдержала и бросила губку в раковину: «Не хочу, чтобы моего мужа считали блаженненьким идиотом». – «Никто меня идиотом не считает», сказал Сергей. – «Считают, ты просто не желаешь этого видеть». – «Хорошо, пусть считают, что здесь такого?» «А такого, что это переносится и на всю нашу семью». – «Ты имеешь в виду себя?» – «Я имею в виду Андрона». – «Уверяю тебя, что ты ошибаешься». – «А, да хватит! Что с тобой разговаривать»!..

Хорошо еще, что Ветка не могла долго сердиться. Она все-таки вымыла сгоряча пару тарелок – кое-как их протерла, грохнула на сушилку, а потом уже несколько спокойней пробормотав: «Ладно, неудобно бросать их одних», не сказав больше ни слова, отправилась в комнату.

Обида, однако, осталась. Внутренняя такая обида, незаживающая. Что-то много за последнее время их накопилось. Сергей вздохнул. Надо было идти. Он поднялся с бревна, на котором расположился, – потянулся, шагнул – и в тот же момент кто-то раздраженно сказал в зарослях ивы: "Ну, иди, обалдуй, что ты останавливаешься все время!.. "А другой, мальчишеский голос ответил: «Да тут камешек в сандалю попал, ступать больно…» – «Ну так вытряхни, хромоногий!..» – «А я что делаю?..» – В зарослях завозились, запрыгали, пытаясь сохранить равновесие, хрустнула обламывающаяся ветка и, по-видимому, второй мальчишеский голос болезненно вскрикнул: «Ой!..» – «Ну что еще?» – возмущенно осведомился первый. «На колючку какую-то наступил…» – «Ну, ты чайник, зря я с тобой связался!» – «Подожди, подожди, я сейчас выну…» – «Нет у нас времени, я тебе объяснял!» – «Ну, секундочку…» – «Я так и скажу Ведьмаке, что из-за тебя опоздали…» – «Ну, Витюнчик!..» – «Пусть тебя заберут, как Байкала.» – «Ну все-все, уже вытащил»…