Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Некоторые из приборов неизвестны Вадиму. Слишком уж они сложны для метеостанции. В герметически закрытых ящичках щелкают многочисленные реле, вспыхивают зеленым светом какие-то колбочки, гудят, как пчелы, крошечные моторчики, спрятанные за стеклянными окошками в щите.

Тимофей, что с ним редко бывало, сидит в полной растерянности возле люка и ощупывает каждую заклепку. Возможно, ищет потайную кнопку. Нажмешь ее — и люк откроется.

Напрасная затея. Вадим подробно осматривает стены кабины, гофрированные, видимо, из дюралюминия или других легких сплавов. Нет ли здесь бокового люка? Внимание Вадима привлекает овальная дверь. А вот и запоры, как у иллюминаторов на теплоходе. Не заметив, что дверь опечатана, Вадим тихонько приотворяет ее.

С трудом сдерживая радость, он готов сразу же позвать Тимку, но хочется самому проверить, можно ли здесь выбраться на свободу.

— Я все-таки поищу четвертый винт, — дипломатически предупреждает Вадим, делая вид, что лезет под каркас, и, улучив момент, проскальзывает в дверь.

Осторожно прикрывая ее за собой, Вадим включает свет приемника. Длинный коридор, Вадим входит в него, как в трубу, и, согнувшись, направляется дальше. Труба пересекается другой, но несколько большего диаметра. Здесь уже можно выпрямиться.

«Что-то не то, — думает Вадим, сворачивая направо. — На метеостанцию совсем не похоже».

Непонятное ощущение: пол часто уходит из-под ног, какое-то покачивание, словно машина, на которой установили это сооружение, едет по холмам. Да нет, какая там машина? Разве она свезет такую громадину?..

Вадим идет и идет и никак не понимает, почему до сих пор не доберется до конца. Какие-то пересечения, повороты, коридоры, в них и заблудиться можно. Надо отметить место, где повернул направо. Вадим вынимает из кармана ручку и чувствует, что она мокрая. Странно, никогда чернила из нее не выливались, разве только однажды — в самолете.

Мокрым в чернилах пальцем он чертит крестик на блестящем металле и снова идет… Да, несомненно, коридор окружает кабину. Дальше проверять не стоит.

Он торопится к Тимофею, спотыкается. Что это под ногами? Какая-то крышка? Наверное, люк. Значит, из этого кольцевого коридора есть выход.

Опустившись на колени, Вадим ищет запоры, — надеясь, что крышка открывается внутрь. Так оно и есть. Вадим наклоняется над люком, нащупывает лесенку, которая ведет к нижнему люку, и осторожно спускается в узкий колодец.

«Значит, и нижнюю крышку можно открыть изнутри?» — думает Вадим, держась за трубчатые перекладины лестницы. Крышка не поддается — видно, держат уплотняющие прокладки. Надо поднатужиться. Багрецов рывком приподнимает крышку.

Темнота, утро еще не наступило. Впрочем, может быть, все это сооружение закрыто чехлом? Надо позвать Тимку. Но что это за блестящие точки? Наверное, дырки в брезенте. Тогда почему же они плывут?

Багрецов приглядывается. Это огни института. Они быстро удаляются вниз.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Автор уже начинает беспокоиться за своих незадачливых героев, но в то же время ничего не может придумать, как бы облегчить их участь. Он даже не знает, где искать виновника, по милости которого Багрецов и друг его Бабкин оказались в столь безвыходном положении.

Есть такая наука — аэрология. Багрецов кое-что понимал в ней, хотя специальность его была другая. Он знал о воздушных течениях, о том, как они исследуются шарами-пилотами. В свое время приходилось заниматься монтажом маленьких передатчиков-радиозондов. Забираясь в стратосферу, они автоматически посылали оттуда сигналы. Сигналы эти записывались либо радистами или, чаще всего, специальными пишущими приборами. Пользуясь радиозондами, метеорологи определяли направление воздушных течений, температуру, влажность и ряд других показаний, характеризующих состояние атмосферы.

Воздушный океан исследуется не только радиозондами и специальными ракетами. Существуют и летающие лаборатории. Об одной из таких лабораторий Вадим слыхал от Тимофея — он устанавливал там телевизионный передатчик. Это было в позапрошлом году, когда Багрецов гонялся за экспедицией профессора Набатникова.

Именно в это самое время Бабкину пришла в голову довольно оригинальная идея, как передавать телевидение на дальние расстояния. Он предложил это делать с помощью летающего зеркала, от которого отражаются посланные снизу телевизионные сигналы. Первые опыты оказались успешными, но потом специалисты нашли более надежный способ, из-за чего «система Бабкина», как ее тогда быстро окрестили, не получила дальнейшего развития.

Собственно говоря, так оно и должно быть — техника не стоит на месте, совершенствуется. Тимофей это понимал, смирился, глубоко запрятал свое авторское самолюбие, но все же, когда Димка спрашивал его о «системе», желая узнать устройство летающего зеркала, Бабкин упорно отмалчивался. Зачем ворошить неприятные воспоминания?

Вот почему конструкция Пояркова, то есть его аэрологическая лаборатория, столь удивила Багрецова. Лишь после того как Вадим увидел удаляющиеся огни, стало понятно, куда он попал. Но неужели Тимка не знал об этом раньше?

Не знал. Ведь на этот раз он был только в кабине, а она почти ничем не напоминала кабину летающей лаборатории, где ему пришлось устанавливать телевизионную аппаратуру и метеоприборы. В данном случае она больше походила на коробку метеостанции, какие выпускались на одном из киевских предприятий. Бабкин оборудовал такие метеостанции, да и Багрецову они были хорошо знакомы. А кроме того, в прежней летающей лаборатории была совсем другая аппаратура. И все это называлось иначе, а не «Унион». И секретности, о которой намекал Толь Толич, в том случае тоже не было.

Жаль, что поздно, когда уже захлопнули люк, Тимофей как-то подсознательно нашел выключатель именно на том месте, где он находился в кабине летающей лаборатории. Поздно, поздно… Но как сказать об этом Димке? В полной уверенности, что тот еще ползает под каркасом, Тимофей хотел выиграть время для обдумывания дипломатического хода — как бы подготовить Димку.

А Димка лежал у открытого люка. Теплый ночной ветер поднимался с земли, такой густой и плотный, что кажется, коли прыгнуть вниз, то прямо как в мягкие подушки. Темно. Огни института превратились в туманное светлое пятно.

Глядя на удаляющуюся землю, Багрецов, как ни странно, вдруг почувствовал себя абсолютно спокойным. Возможно, потому, что пока еще не до конца осознал безвыходность положения. Но и сделать он ничего не мог. Кричать? Бесполезно. Кто услышит с такой высоты? Больше всего смущало, как воспримет Тимофей свое положение. С тех пор как у него появилась семья, он сильно изменился. Тимофей не будет спускаться по крутому склону, если можно его обойти, не полезет на скалу ради спортивного интереса. Вначале Багрецов подсмеивался, но вскоре понял, что Тимофей избегает ненужного риска, думая больше не о себе, а о ней, Стеше, дорожит ее покоем и счастьем. Однажды она призналась Вадиму по секрету, что не мыслит себе будущего, если с Тимкой что случится: «Только не говорите ему, а то задаваться начнет».