Рэй Олдридж - Садовник Любви

Тем не менее, её это утешило.

— По крайней мере, он не умер, — прошептала она, едва запись закончилась.

Мэмфис посмотрел на неё. Какое-то плохо скрытое чувство высветилось сквозь усталость. Отвращение?

— Эрриэнжел. Гэрсо-Яо всё ещё гниёт в своей могиле, жертва твоего детского каприза и собственной слабости. — Он показал на экран дрожащей рукой. — Ты думаешь это реально? Это просто правдоподобная ложь, и в данном случае не особо привлекательная. Или пригодная для продажи.

В ней закипел ответный гнев.

— Какое-то время нам было хорошо вместе. На самом деле — очень хорошо. А ты все выставляешь так, словно это ничего не значит. Ты ошибаешься, хоть наша любовь и не длилась вечно. Когда он умер, моё сердце долго болело… Думаю, и сейчас ещё болит. В любом случае, если тебе не понравилось то, как всё повернулось, почему бы не продолжить изменения?

Мэмфис покачал головой, теперь лишь печальный и утомленный.

— Я бы с удовольствием, Эрриэнжел, но, пройдя определённый порог, процессоры не могут справиться с нарастающей сложностью. Я могу перерисовать одно важное событие, иногда два, но после этого должен позволить событиям идти своим чередом. Если я этого не сделаю, процессоры перегрузятся, и начнут отклоняться от достоверности образов в модифицированной реальности. Несоответствия накапливаются, и, в конечном счёте, запись превратится в мультфильм.

— Понятно.

— Кроме того, — продолжил он, словно она ничего не сказала. — У меня нет иллюзий относительно собственных способностей и устройств. Я полагаюсь на субъекты в своём искусстве. Мне не нравятся те «фермеры любви», которые пытаются синтезировать своих персонажей из воздуха. Дёргая за ниточки, они заставляют вышагивать свои куклы на деревянных ногах, вкладывают слова им в уста, зажигают фальшивый свет в их мёртвых глазах. Какое высокомерие, верить в то, что их понимания любви достаточно, чтобы их бездарные выдумки обрели хотя бы некоторую красоту и получили хоть какой-то отклик. Искусство это наблюдение, а не созидание. Как кто-то может сотворить то, что прежде уже не было повторено триллион раз?

Его глаза полыхнули нездоровым блеском, и она отодвинулась подальше, снова испугавшись его.

— Нет, нет, — произнес он неожиданно мягким и низким голосом. — Прости. Мне не следовало быть таким резким. Если Гэрсо-Яо мёртв, так это всё та, юная Эрриэнжел, и она была всего лишь глупой, не злой. Я верю, что мы сможем извлечь уроки из наших ошибок, можем измениться и стать способными на любовь. — На мгновение она увидела его лицо обнаженным, не защищенным обычной броней вежливой уверенности. — Я должен верить в это, — прошептал он, опустив взгляд и сцепив руки на коленях.

Ей захотелось обвить его руками; утешить, насколько это в её силах… Но она не осмелилась, отчего лишь разозлилась на себя.

Между ними повисло молчание. Когда ей уже казалось, что она задохнется в нём, он заговорил:

— Через несколько дней мы попробуем снова. Боюсь, мой выбор эпизода оказался не верным. В следующий раз мы постараемся лучше. Я изучу все обстоятельства более тщательно, доберусь до самой сути. Мы справимся, я уверен.

Он похлопал её по руке, одарив своей удивительно привлекательной улыбкой.

Она согласно кивнула.

— А пока отдохнём. Если хочешь, я покажу тебе, что у нас здесь есть из развлечений.

— Пожалуйста, — попросила она, пытаясь скрыть желание продолжить своё общение с ним. Ей уже не тринадцать, чтобы тотчас падать в объятия пламенной страсти, но всё же… Было что-то интригующее в этом рабовладельце. Нет, поправила себя Эрриэнжел, не рабовладельце. На самом деле он художник, чьё творчество требует рабов. Она нахмурилась. А почему, собственно?

— Я могу спросить о твоей работе?

— Конечно. Хотя на некоторые вопросы я предпочёл бы не отвечать.

— О. Ну, можешь сказать, почему ты используешь рабов? Отчего бы не записать любовь свободных Граждан?

Он немного сконфужено улыбнулся.

— Есть причины, Эрриэнжел. Во-первых, экономическая рентабельность. Граждане потребовали бы слишком много за своё участие, а наше ремесло и так обходится не дешево. Кроме того, большинство людей смотрит на такие истории как на личную собственность, испытывая нежелание делиться своими переживаниями публично. Сам я этого не понимаю… Почему бы не прославить свои чувства? — Он вздохнул. — Будь у меня большая любовь, вселенная узнала бы об этом.

Эрриэнжел сказанное показалось странным. Он одинок? Непостижимо, если только его стандарты не слишком завышены. И, возможно, он не всегда такой милый.

Мэмфис продолжил:

— К тому же… Те, кто любят бескорыстно и сильно, зачастую бедны и некрасивы. Если я хочу продать свою работу, нельзя забывать, что у большинства моих клиентов нет желания испытывать страсти невзрачных ничтожеств. Жаль, конечно, — добавил он с грустью.

— Ясно.

Она положила голову ему на плечо, наслаждаясь теплом.

— И, наверно, вряд ли настоящие знаменитости позволят подобное вторжение в свою частную жизнь. Ну, или же они заберут себе всю прибыль.

— Ты понимаешь, — кивнул он уныло.

— Я угадала. Но почему ты используешь только воспоминания? Отчего бы просто не подыскать пару красивых людей, «которые могут любить», как ты выражаешься, и не свести их вместе?

Он странно посмотрел на неё, словно она произнесла что-то одновременно разумное и смущающее.

— В таком подходе есть сложности, — начал он осторожно. — Например, у тех, кто может любить, обычно уже есть партнер. Не думаю, что возможно по моему хотению поменять их эмоциональную привязку. Потом, любовь это на редкость нелогичная штука. Кто способен сказать точно, с чего начинается любовь, или почему выбирает того, кого выбирает? Отношения между объектами вполне могут вылиться во взаимное презрение. Это риск, дорогостоящий и ненужный.

— Ну, допустим.

— Это ещё одна причина, по которой я предпочитаю работать с рабами. Если они способны любить, то, как правило, разлучены со своими половинами.

— О.

Кажется, ему стало некомфортно, его улыбка увяла. Минуту длилось молчание.

— Скажи мне, Эрриэнжел, — прервал он, наконец, тишину. — Ты бы предпочла оказаться в борделе на нижних уровнях?

— Нет, — ответила она. Вопрос показался ей излишне жестоким, хотя выражение его лица осталось прежним.

Последующие дни прошли в симуляции нормальности. За это время Эрриэнжел почти поверила, что просто гостит у какого-то богатого, предпочитающего уединение, друга.

В сопровождении маленького меха, в роли ненавязчивого гида, она свободно бродила по обширному строению. Тем ни менее, многие двери остались для неё закрыты, и что за ними происходило, можно было лишь догадываться.