Ларри Нивен - Легенды Освоенного Космоса. Мир-Кольцо

Тем не менее, наша троица с огромным энтузиазмом встретила долгожданную посадку. Какое это блаженство — уединиться хоть на несколько минут! (это во-первых). Пройтись по поверхности планеты! (это, разумеется, во-вторых). Ну и взяться наконец за какое-нибудь не предусмотренное программой дело!

Новый мир обещал нам столько же сюрпризов, сколько в детстве сулило Рождество, и мы искренне сочувствовали Сэмми Гроссу, которому предстояло болтаться на орбите, в то время как Джером Гласс и я отправимся вниз.

Конечно, Сэмми высказался по этому поводу, да еще как! Он вообще такой: начал ворчать еще на мысе Кеннеди и продолжал в том же духе все полтора года. Но когда мы бросили жребий и ему выпало остаться, негодование Сэмми достигло предела.

Однако, как говаривал наш шеф из НАСА: кто-то должен! Сэмми прекрасно понимал, что одному из нас следует остаться на борту, чтобы отмечать неполадки, поддерживать связь с Землей и сбросить сейсмические бомбы. Именно они помогут разрешить главную загадку Плутона.

Над этой загадкой мы порядком поломали головы еще по дороге сюда: откуда у Плутона его огромная масса? Планета была в десятки раз тяжелее, чем ей полагалось по размеру. Сейсмические бомбы — не очень изящный, зато надежный способ, когда-то позволивший выяснить строение Земли…

…Между «клыками вампира» сверкнула яркая звезда. Интересно, разгадают ли тайну Плутона ко времени окончания моей вахты? Равнина и горы медленно тонут: это появляющиеся звезды создают иллюзию, будто мы непрерывно скользим вниз, — Джером, я и наш вмерзший в вечные льды корабль…

Сначала «Нерва» вела себя выше всех похвал. На несколько минут мы зависли над равниной, чтобы найти место для посадки, затем опустились в белесом ореоле тумана, рожденного водородным пламенем.

Потом в просвете посадочного кольца мелькнула влажная черная поверхность, и вот — ура! — мы на поверхности Плутона.

Почти час мы проверяли системы, готовясь к вылазке, и столько же ушло на обсуждение, кто из нас выходит первым? Отнюдь не праздный вопрос. Еще многие столетия Плутону суждено оставаться самым дальним форпостом Солнечной системы, и слава первого человека, ступившего на его поверхность, не померкнет вовеки.

В конце концов мы снова метнули жребий, и по решению монеты имя Д. Хатчисона отныне будет стоять в учебниках истории перед именем А. Сотера. Подумать только, тогда это меня всерьез зацепило! Джером, выбираясь через люк, начал беззлобно подшучивать надо мной — что-то насчет мраморных памятников.

Мне осталось завинтить несколько гаек на шлеме, когда шутки сменились ругательствами. Я торопливо закончил все положенные процедуры и тоже вылез наружу.

С первого же взгляда стало ясно: дело дрянь.

Поверхность планеты, на которую мы опустились, представляла собой смесь грязного льда, воды и каменного крошева. Огонь, вырывавшийся из двигателя, расплавил лед, а когда вода снова замерзла, посадочная ступень оказалась намертво впаянной в грязную льдину выше средней линии.

Сэмми довольно странно отреагировал на наше сообщение о том, как мы влипли (точнее, вмерзли). Подумать только! — предложил нам провести кое-какие исследования, а потом приниматься за освобождение корабля. Легко разбрасываться такими советами, если сидишь наверху в аппарате, который может вернуть тебя обратно на Землю. А каково внизу, на чужой планете, ухватившей наш корабль своими безжалостными ледяными челюстями!

Мы решили расплавить лед двигателями и таким образом вырваться из ловушки. Температура росла медленно и осторожно, вдруг показатели приборов словно взбесились: под влиянием чудовищной разности температур что-то вышло из строя. Джером вдвинул замедляющие стержни, но это не дало никакого результата. Может, они расплавились, а может, подвел сам реактор…

Над «клыками вампира» снова показалось Солнце… Неужели я ухитрился задремать? Звезды так же клубятся над теми же мрачными вершинами, но созвездия сильно сместились влево.

Что-то тяжелое наваливается на меня сзади, я ощущаю его вес на спине и ногах. Самое время испугаться — и все-таки мне не страшно. Скользнув по моей спине, «оно» переваливается через плечо. Ага, теперь я его вижу! Огромная полупрозрачная амеба с черными комками внутри. Внутренности? Пища?

Лучше ей убраться подальше до восхода солнца. На солнечной стороне Плутона температура днем поднимается на пятьдесят градусов выше нуля. Абсолютного нуля.

Чудище словно услышало мои мысли — оно удаляется, скользя, как капля по стеклу, по направлению к ледяному кратеру.

Как ужасающе медленно оно ползет, медленнее, чем движутся звезды! Я вижу боковым зрением — амеба внизу, совсем близко к посадочной ступени и крохотной застывшей фигурке первого человека, который ступил на поверхность Плутона… И первого, кто на этой планете погиб.

После аварии двигателя необходимо было спуститься вниз и посмотреть, насколько серьезны и велики повреждения. Нет, я не чувствую себя виноватым: если бы жребий пал на меня, я не колеблясь пошел бы вместо Джерома. Дело в том, что единственный способ — прожечь струей ранцевого двигателя туннель во льду и проползти по нему в полость под посадочным кольцом, не оставлял шанса выжить исполнителю этого смертельного трюка.

В газовой полости царил настоящий радиоактивный ад. Оказалось, что двигатель выбросил расплавленные обломки реактора прямо на ледяные стенки.

Вползая в туннель, мой друг тихо шептал ругательства, но выполз оттуда молча. Наверно, все подходящие слова он уже израсходовал.

Помню, как я плакал от горя и страха и старался говорить спокойно, чтобы Джером не догадался о моих слезах. Он подробно описал мне ситуацию, сказал: «Прощай», шагнул на лед и снял шлем. Туманное облако окутало его голову и опустилось на плечи крошечными снежинками.

Джером до сих пор стоит на том же месте, сжимая в руках шлем: памятник первому человеку на Плутоне. Иней серебрится на его лице и открытых глазах.

Опять восходит солнце. Надеюсь, амеба успела спастись…

…Это просто невероятно! Солнце на мгновение замерло между двумя вершинами, потом метнулось вверх, и вращающийся небосвод застыл. Вот почему я не заметил этого раньше! Это происходит удивительно быстро!

Чудовищная догадка… Раз повезло мне, значит, могло повезти и Джерому. Неужели…

Там, наверху, оставался Сэмми, но он не мог спуститься ко мне, а я — подняться к нему. Системы жизнеобеспечения работали по-прежнему исправно, и все же рано или поздно мне суждено было замерзнуть или задохнуться без кислорода.

Часов тридцать я совершал бескорыстный подвиг во славу науки, собирая образцы, проводя их анализы, сообщая полученные данные Сэмми и испытывая сильнейшую жалость к самому себе.