Филип Дик - Распалась звязь времен...

— Здравствуйте, мистер Гамм. — Лицо Лоуэри озарилось простодушной улыбкой. В его поведении не было ничего настораживающего, ничего, что бы говорило, что он принес неприятную новость.

— С чем пожаловали? — спросил Рэгл, принося правила приличия в жертву жестокой необходимости.

Продолжая жевать свою великолепную сигару, Лоуэри пристально посмотрел на него и произнес:

— Я принес вам несколько чеков… Руководство газеты решило, что лучше вручить их вам лично. Тем более они знали, что я еду в эту сторону.

Он прошелся по гостиной.

— Кроме того, мне надо кое о чем спросить вас. Во избежание недоразумений. По поводу ваших вчерашних схем.

— Я послал шесть штук, — сказал Рэгл.

— Да, мы получили все шесть. — Лоуэри многозначительно подмигнул. — Но вы забыли указать их порядок.

Он открыл бумажную папку и достал шесть фотокопий. Подавая Рэглу карандаш, Лоуэри сказал:

— Я понимаю, что это всего лишь ваша забывчивость, но нужно, чтобы они были пронумерованы.

— Вот черт! — пробормотал Рэгл.

Как он мог забыть об этом в спешке? Он быстро проставил на схемах номера, от одного до шести.

— Ну вот, — сказал Рэгл, возвращая фотографии.

Идиотская забывчивость! Она могла обойтись очень дорого.

Лоуэри сел, выбрал схему под номером один и на удивление долго ее изучал.

— Все правильно? — спросил Рэгл, хотя понимал, что Лоуэри не мог этого знать. Схемы пересылались для окончательного решения в штаб-квартиру конкурса в Нью-Йорк или Чикаго, независимо от того, где они были заполнены.

— Поживем — увидим, — ответил Лоуэри. — Именно эту схему вы считаете первой, главной?

— Да, — сказал Рэгл.

Это была их маленькая тайна — его и руководителей конкурса: Рэглу было разрешено представлять ежедневно не один, а несколько вариантов решения. Можно было посылать до десяти, с тем, однако, условием, что они будут пронумерованы: увеличение порядкового номера означало уменьшение, с точки зрения Рэгла, вероятности того, что ответ правилен. Если схема номер один оказывалась неверна, она уничтожалась, как будто ее никогда и не существовало, и рассматривалась схема под номером два. И так вплоть до последней. Обычно Рэгл был настолько уверен в правильности решения, что ограничивал количество схем тремя-четырьмя. Чем меньше их было, тем, естественно, спокойнее себя чувствовали руководители конкурса. Насколько Рэглу было известно, никто больше такой привилегией не пользовался. И делалось это с единственной целью — гарантировать его постоянное участие в конкурсе.

Они сами предложили такой ход, когда он однажды ошибся всего на несколько клеток. Его возможные решения группировались обычно в примыкающих друг к другу квадратах. Но бывало, что он не мог сделать однозначного выбора между квадратами, находившимися в разных концах схемы. В таких случаях он сильно рисковал: у него была слабая интуиция. Но когда Рэгл чувствовал, что искомая точка находится где-то рядом, он был спокоен. Не тот, так другой вариант решения оказывался верным. За все два с половиной года его участия в конкурсе он ошибался всего восемь раз. Тогда все присланные были неверными. Тем не менее ему каждый раз позволяли продолжать. В правилах проведения конкурса было одно льготное положение: на каждые тридцать верно помеченных схем конкурсант имел право сделать одну ошибку. Так все и выходило. Благодаря этой лазейке Рэгл продолжал участвовать в конкурсе. Никто из посторонних не знал, что он иногда ошибается. Это была тайна — его и руководителей конкурса. И никто из них не видел смысла в ее афишировании.

Несомненно, с точки зрения рекламы он представлял собой большую ценность. Он не знал, для чего публике нужно, чтобы один и тот же человек постоянно выигрывал. Ведь его выигрыш означал проигрыш для других. Но такова уж характерная особенность общественного мнения. Его имя узнавали. А социология учит, что людям нравится видеть знакомые имена. Публика противится изменениям. Тут вступает в силу закон инерции: как только герой исчезает, публика требует, чтобы он был, а все остальные исчезли; когда же он есть, это воспринимается как само собой разумеющееся. Закон равновесия был на его стороне. Требование стабильности играло на него, а не против. «Плавание по течению», как окрестил такую ситуацию Билл Блэк.

Лоуэри сидел нога на ногу, курил, щурился. Потом спросил:

— Вы видели сегодняшнюю головоломку?

— Нет, — ответил Рэгл. — Только ключи. Они что-нибудь значат?

— Ну, не буквально.

— Это я знаю. Я спрашиваю, имеют ли они какое-нибудь значение в принципе? Для смысла, формы, содержания? Или их печатают просто для того, чтобы убедить нас, что где-то наверху кто-то знает разгадку?

— Что это значит? — спросил Лоуэри, кисло улыбнувшись.

— У меня есть теория, — сказал Рэгл. — Ничего особенного. Но ее любопытно раскручивать… А вдруг ответа вообще не существует?

Лоуэри удивленно поднял брови:

— Чем же мы тогда руководствуемся, признавая один ответ правильным, а другой — нет?

— Может, вы просматриваете присланные решения и выбираете по силе их привлекательности. Хотя бы эстетической.

— Вы считаете, что мы пользуемся теми же методами, что и вы?

— Что и я? — не понял Рэгл.

— Да. Вы работаете по эстетическому, а не по логическому принципу. Взять, к примеру, ваш считыватель. Вы рассматриваете узор во времени, узор в пространстве. Вы пытаетесь построить схему, дополнив узор. Пьпаетесь почувствовать, в какую сторону он будет развиваться, если добавить еще одну точку. Это не логический способ, не рациональный процесс. Так работают, ну, скажем, лепщики. Я вас не осуждаю. Как вы приходите к результату — это ваше дело. Но вы никогда и ничего не пытаетесь разгадать. И сомневаюсь, что вы хоть раз поняли содержание ключей. Иначе вы бы не задали мне своего вопроса.

«Да, — подумал Рэгл, — я действительно не разгадал ни одного ключа».

Ему никогда не приходило в голову, что кому-то это могло удаться, что кто-то разгадал их и получил конкретную подсказку для решения всей головоломки. Например, объединил первые буквы каждого третьего слова, добавил десятку и вычислил номер искомого квадрата.

Рэгл даже засмеялся, представив себе такую возможность.

— Что тут смешного? — холодно спросил Лоуэри. — Это очень серьезное дело. На карту поставлены огромные деньги.

— Да я подумал про Билла Блэка.

— Кто это?

— Мой сосед. Он хочет, чтобы я научил его принципам игры.

— Ну, поскольку вы применяете эстетические методы…

— …У меня ничего не получится, — докончил мысль Рэгл. — Не повезло ему. Поэтому я и засмеялся. Он очень расстроится. Он хотел маленько подзаработать.