Оксана Обухова - Циклопы. Тетралогия
От двери донесся звонок домофона.
Черт! всполошился Завьялов. Сухой уже притопал, а Кеша в душе!
Пролетая к двери мимо зеркальной двери шкафа, Завянь на секундочку затормозил, оглядел облагороженную харю на предмет предательских остатков тонизирующей маски!
Быстро наслюнявил палец, удалил, оттер зелененькое пятнышко у уха!
…– Да, Полина Викторовна. Журнал принесли?.. Пускайте.
Сухой просочился в квартиру, как разведчик во вражеский генштаб.
С оглядочкой. На цырлах. Бдительно придерживая карман тысячедолларового пиджака. Беззвучно ступая ботиночками по той же цене…
– Мгм…, мне бы Борю…
– Давай что принес, – без лишних словопрений буркнул приведенный в божеский вид "пропоица", – Боря в душе.
– Ага, ага…, – тонкие губы Сержа зазмеились сладенькой улыбкой. Тело-Кеша мылся громко. Что-то напевал. – Но мне, как бы…
– Дурь давай, – строго проговорил Завьялов, на что Сухотский поднял брови. – Я родной дядя Бориса, он мне велел забрать у тебя "журнал".
– Но я бы хотел…
Старикан в халате великом размера на три, впечатления на Сержа не произвел. Покрутив головой и шмыгнув красненьким носиком, Сухой обошел утлого старпёра, выглянул за арку в гостиную… Услышал за спиной совершенно завьяловские интонации:
– Ты чо, глюколов позорный, нос "припудрил" и совсем, в натуре, нюх потерял?
Сухотский машинально втянул голову в плечи. Оглянулся – в прихожей только старикан, Завянь в душе распевает.
– Да что вы, дяденька! – изобразил смущение на всякий случай. – Я как бы к Боре с разговором…
Дяденька протянул глюколову хрустящую зеленую бумажку и буркнул:
– Ченч, Сухотский. Меняем и отваливай.
Сухотский деликатно оттолкнул дедовскую руку с денежкой:
– Мне надо с Завянь потолковать. Он обещал мне тачку выправить…
– Свистеть перед девочками малолетками будешь, – оборвал Завьялов. – Никакую тачку Боря выправлять не обещал.
– Но я только, как бы, перетереть хотел…
– Ты вначале Арсену бабло за покалеченного "мерина" зашли. А потом о других делах перетирай.
Глаза непонятного старикана буравили Сухотского непримиримо и пронзительно. Сержу показалось, что он, реально, чего-то сегодня попутал – либо с дозой, либо с нервами. Поскольку небывало странное раздвоение имело место: глаза видят старика, а уши слышат, печенка ощущает – Борю.
"Да ну их на хер этих родственников!" – подумал Серж, произвел обмен пакетика на деньги и был таков.
После ухода Сухотского Борис сходил на кухню и вымыл руки. Сухой представлял из себя наиболее мерзкий тип наркодиллера: сам "сидел" крепче некуда и других вовсю подсаживал.
– Разгребусь с делами, выполню намеченное: уработаю урода, – не заметив, что разговаривает вслух, пробормотал Завянь. – И Коля впишется с огромным удовольствием.
В пай-мальчиках Завьялов никогда не числился. Избыточными приступами ханжества тоже не страдал. В нежной юности Завянь попробовал в с е. И если уж совсем по-чесноку, с Мариной-амазонкой расстался совсем не из-за дури. Все как-то вдруг само собой р а з л а д и л о с ь. Он начал замечать разбросанные вещи. По утрам – потеки туши на неумытом с вечера лице и в обязательном порядке подгоревшую яичницу. Нечищеную обувь, измятую блузку, громкий хрипловатый хохот стал бить по ушам назойливо и резко…
Что было изначально – прозрение или подозрение, не угадать. После происшествия в ванной, Завьялов начал пристально п р и г л я д ы в а т ь за подругой; вгляделся – обмер: что их связывает?!
Обоюдная безбашенность – любовь к экстриму?
Незабываемый момент, когда, после дикой гонки по трассе, вылезаешь из спорткара и целуешь девушку, сбежавшую к тебе с трибуны… От вас одинаково, чуть по звериному разит – а д р е н а л и н о м. Ее хриплый хохот отзывается в ушах, как продолжение гонки, рычание мотора. Она сама рычит и виснет, твои руки стискивают ее ловкое тело крепко-крепко, как руль, как рычаги! она не стонет и не охает, а – радуется и вопи-и-и-ит!!!
Подруга. И единомышленница. Ее заводит тоже, что и тебя.
Но гонка была на прошлой неделе. А твой гоночный костюм, три дня провалявшийся выстиранным в стиральной машине – протух. Закис, как половая тряпка.
Его нужно было элементарно вынуть из машины и развесить!
Ты много не требуешь!
Но тебе не дают даже этой малости. Не удостаивают. Так как ПОДРУГА – не прислуга.
И появляется досада: ты не заслуживаешь мало-мальски крошечных усилий.
Паршиво. Завьялов чувствовал себя сексистом-шовинистом, но ничего не мог с собой поделать. Его стала раздражать любимая звероватая амазонка. Она была – исключением в череде его любовниц. Он с испытанием – не справился.
И тем признанием ее утешил.
…Завьялов тискал в отмытой бомжеской руке пакетик с невесомым порошком; каждый раз при упоминании любой дури на него накатывали воспоминания об амазонке. О Маринке. Он думал о Маринке, хотя имел и собственный единичный опыт общения под коксом.
Лет семь назад Завьялов залетел на крутой тусняк. В то время у него была девушка, мечтающая о славе Спилберга: подруга с камерой не расставалась даже в туалете: сидела на толчке не с газеткой, а с камерой беседовала, делилась впечатлениями. Борису радушно предложили втянуть вместительный кусок дорожки, он, не шибко думая – поддался…
На следующий день…
– Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!
Боря глянул на цифровой экранчик камеры… И стиснул зубы.
Вчера ему казалось, он был веселым и раскрепощенным парнем. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка… Но в основном – болтал.
Вчера казалось – изрекал.
На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! "Поразительные" сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы…
Захотелось удавиться.
Но опыт был получен. Как ни крути, узнал – под коксом он звенит ведром и веником молотит, как абсолютный фофан – не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, решил р а с к р е п о с т и т ь пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственный организм. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?
Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:
– Это…, то, что я думаю? Или…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});