Мэрион Брэдли - Разрушители Мира

Потом он расслабился. Лакшман, как всегда, был сама симпатия и дружелюбность, был дюной спокойствия в мире ужаса. Он спросил: — Вам плохо, Гамильтон?

Дэвид смог улыбнуться. Он чувствовал себя выжатой тряпкой.

— При сегодняшнем состоянии медицины нужно признать, что для лечения каждого вида сумасшествия существует свое средство.

— Это не сумасшествие, — ответил Лакшман, — и, к несчастью, против этого нет средств. Не здесь. У вас отклонение от нормы, очень редкое отклонение, Дэвид, и вот уже больше года я наблюдаю, как вас это убивает. Но, может быть, существует избавление от этого.

— Вы же не… — Дэвид испугался. Именно Лакшман злоупотребляет его доверием? Кому же он может доверять?

Старый доктор, казалось, следил за его мыслями.

— Нетля ни с кем не говорил об этом. Но когда пришло сообщение, я сейчас же подумал о вас. Дэвид, вы знаете, где находится Звезда Котмана?

— Не имею представления, — ответил Дэвид. — Это меня не интересует.

— У этой звезды есть планета — ее называют Дарксвер, — сказал Лакшман. Там есть телепаты, и они разыскали… — нет, услышали вас, — сказал он, когда Дэвид вжался под его рукой. — Может быть, там вам помогут что-нибудь разузнать об этом деле и возьмут вас под контроль. Если вы предпочтете остаться здесь, в больнице — ну, мы на данном этапе ничем не сможем помочь вам. Рано или поздно у вас наступит кризис. До сих пор вы великолепно справлялись со своей работой. Вы должны хорошенько подумать над этим. Или вам придется забыть о медицине и устроиться лесником на какой-нибудь незаселенной планете. Совершенно незаселенной.

Дэвид вздохнул. Он знал, что так может произойти, и десять лет учебы и работы будут напрасными и не будет иметь никакого значения, куда он направится потом.

— Где этот Дарковер? — спросил он. — Есть там хорошее медицинское обслуживание?

4

Толпа людей смотрела на него, окруженного охранниками, шагающего по посадочному полю. Уже наступил вечер, и было очень холодно. Только пара красноватых облачков указывала то место, где зашло солнце и режущий ветер со свистом дул с острых утесов за Тендарой. Обычно в это время на улицах было мало людей. Ночи на Дарковере начинались рано и были холодными, как легендарный девятый круг ада. Поэтому большинство людей запирались в обогреваемых помещениях и оставляли улицы снегу и неизбежно плохо осведомленным землянам из Торгового Города.

Но это было что-то новое, и дарковерцы забыли о своих делах. Они следовали за отрядом и можно было слышать своеобразный ропот ненависти, который земляне, может быть, впервые услышали на этой довольно враждебной к ним планете.

Один из четырех охранников-землян ощутил беспокойство, напряг мускулы и схватился за оружие. Это не было угрожающим движением, оно было лишь автоматическим, он хотел убедиться, что оружие на месте на случай, если оно понадобиться. Но конвоируемый сказал:

— Нет.

Землянин пожал плечами.

— Это ваше дело, сэр, — сказав это, он опустил руки.

Регис пошел дальше, конвоируемый охранниками, прислушиваясь к бормотанию толпы и понимая, что оно было направлено как против него, так и против землян, которые охраняли его. Верят ли эти люди, что мне это нравится, почти весело подумал он. Я буквально являюсь пленником в своем собственном доме только для того, чтобы избежать этого спектакля, этого позора для нашего мира. Хастур из рода Хастуров больше не отваживается свободно ходить по улицам своего города. Это моя жизнь, от которой я отказываюсь, моя свобода, а не их. Мой ребенок, а не их, растет под неусыпным надзором вооруженной охраны землян. Это постоянно напоминает мне о том, что пуля, нож, шелковый шнур или ядовитая ягода в нашем ужине может оборвать род Хастуров.

И что бы они сказали, если бы узнали, что Мелора, ждущая от меня ребенка, на время родов была помещена в медицинское отделение землян? Я это уже слышал. Я старался сохранить это в тайне и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить ее семью, но все-таки кое-что просочилось. Даже если бы мы любили друг друга, теперь это все в прошлом. Мелора даже не захотела разговаривать со мной, когда я последний раз посетил ее и самое худшее заключалось в том, что я даже не обиделся на нее. Она только холодно посмотрела поверх моей головы и сказала, что семья, как всегда, будет послушна воле Хастуров. И я понял, что все понимание которое было между нами еще пару месяцев назад, теперь исчезло.

Было легко проклясть всех женщин, но я не должен забывать, что женщины, любившие меня, находились под чудовищным гнетом — это относилось ко всем женщинам, которые имели несчастье любить. Хастуров, даже к самой Благословенной Кассильде, моей стократной прапрабабке, во всяком случае, так гласит легенда.

И ни малейших угрызений совести за это проклятое самосожаление.

Он вздохнул, попытался улыбнуться и сказал Данило, шедшему рядом:

— Теперь мы знаем, какое уродство плодилось на протяжении ряда лет.

— Не считая того, что мы получаем кусок хлеба с маслом отнюдь не за то, чтобы слушать, — пробормотал Данило.

Толпа раздалась, чтобы пропустить их. На пути к автомобилю Регис заметил в толпе любопытных чью-то поднятую руку. Брошенный камень? Он услышал яростные мысли:

— Наш господин, Хастур, пленник землян?

— Как он позволил им отрезать его от его народа, каким образом?

— Раб?

— Пленник?

— Хастур!

Все это бушевало в его мозгу. Полетел камень. Регис застонал и закрыл лицо руками. Летящий камень вспыхнул в воздухе и исчез в рое искр. Толпа испустила тихое — Ахх!

Прежде чем страх и удивление прошли, Регис и его охранники поднялись по ступеням к спецавтомобилю. Внутри машины Регис бросился на сидение и заметил, ни к кому не обращаясь: — Проклятье, я могу только сидеть и выть.

И он знал, что все это повториться на посадочном поле Арилина: охрана, ворчащая толпа, рев и, может быть, даже летящие камни.

Но он ничего не мог поделать с этим.

Далеко на востоке от Торгового Города землян поднимались горы Килгард, а по ту сторону их Гиад и Хеллерсон; за хребтами и ущельями, на склонах, густо поросших лесами, жили люди и нелюди. Человек мог месяцами бродить там, так никогда и не достигнув конца лесов и гор.

Однажды, серым дождливым утром на город обрушилась катастрофа. Группа людей, закутавшись в грязные, разорванные, обгоревшие меховые накидки, спускалась по склону горы к руинам деревни. Стены каменных домов все еще стояли мокрые от дождя и мутно-белые, почерневшие останки обгоревших домов окружали эти стены. К этому еще уцелевшему приюту и направлялись люди.