Юрий Кувалдин - Ворона

- Да. Это любопытно. Каждая божья тварь имеет свое название, - сказал Александр Сергеевич. - Ползет гусеница, а у нее есть название.

- Человек придумал, - сказал Алексей.

- Да уж! Человек - он такой! Любопытен до безумия. Всему-то он дает названия и имена, - сказала Ильинская.

- Как мне приятно с вами, очаровательные мои! - сказал с улыбкой Абдуллаев. - Что вы за прелестные люди!

Потом все с большим аппетитом ели шоколадное желе с измельченным миндалем. И наконец закончили обед клюквенным киселем с мороженым.

- Вычитал в газете, что на одной литературной конференции докладчик умудрился два часа говорить о роли щегла в русской поэзии, - сказал Александр Сергеевич.

- Все хотят красивых птиц, - сказал Алексей и с некоторым лукавством посмотрел на Машу.

Маша усмехнулась, сказала:

- Теперь после нашей пьесы все будут говорить о роли вороны в русской поэзии!

- Но у нас же проза, - сказала Ильинская.

- А мы ее зарифмуем, - сказала Маша.

Алексей поддержал на балалайке и спел:

Летят перелетные птицы В осенней дали голубой, Летят они в жаркие страны, А я остаюся с тобой. А я остаюся с тобою, Родная навеки страна! Не нужен мне берег турецкий, И Африка мне не нужна.

- Браво! - крикнул Миша. - Вот гимн вороны. Как я этого раньше не ухватил. Ведь ворона - птица неперелетная!

- А я не могу долго находиться на одном месте, - сказал Абдуллаев.

- Вы - перелетная птица? - спросила Ильинская.

- Возможно. У меня внутри всегда как-то неспокойно. Я сижу с вами, очаровательные мои, а думаю о других местах. Приезжаю в другие места думаю о вас и хочу к вам скорее. Попадаю к вам - и уже хочу в следующее место.

- Это пройдет, - сказал Алексей. - Когда человек готовится к смерти...

- Бог с вами! - сказала Ильинская.

- Так вот, когда человек готовится к смерти, я это вам как врач говорю, ему уже не хочется никаких других мест. Он вдруг понимает, что все места в нем. И спокойно покидает сей мир, потому что ничего интересного в этих местах нет.

- Вы так это говорите, как будто сами готовитесь к смерти, - сказал Александр Сергеевич.

- Рано или поздно каждый человек начинает готовиться к смерти. Подготовленных не так жалко. Мы говорим в подобном случае - хорошая смерть, - сказал Алексей. - Сожалеем о неподготовленных, которые не все еще места осмотрели и не пришли к выводу, что все места - в нем самом.

- Умно! - воскликнул Александр Сергеевич.

На авансцену в свете прожектора вышел Миша. Он сказал:

- Хорошо умирать тогда, когда ты знаешь, что знаменит! Прекрасно быть знаменитым. Это поднимает ввысь. Надо иметь многочисленные архивы, трястись над каждой рукописью. Писать нужно с холодным сердцем, не отдавая всего себя творчеству. Пусть читатель трепещет над твоим произведением. Если и есть какая-нибудь цель у творчества, то это - успех, шумиха. Пусть ты сам как человек обыкновенен, в глазах сограждан ты вырастаешь до небес. Сограждане не читают книг, исключения лишь подтверждают правила, но как они произносят знаменитые имена! Надо быть самозванцем в искусстве, потому что без самозванства никому ты не нужен и под лежачий камень вода не подтекает! В конце концов, тебя любит не абстрактное пространство, не какого-то мифического будущего зов, тебя любят Иваны Ивановичи и Елены Сергеевны. В своей судьбе не нужно оставлять никаких пробелов, твою судьбу должны знать наизусть. Пробелы надо оставлять в своих произведениях, держать себя в узде, не распускать нюни, не потакать вкусам читающей публики, она - публика ждет, что после поцелуя и легких намеков еще что-то будет, а ты ему с холодным сердцем - пробел, и переход к другой сцене! Не надо очерчивать на полях целые главы своей жизни - она в пробелах произведений и в подробнейшей биографии. Ты постоянно должен быть на виду, буквально окунаться в известность, чтобы злые языки говорили: "Когда же он работает?!" Твои шаги должны звучать, как шаги Командора! Туман на местность нагоняют от неуверенности в своих силах. А ты в них уверен и прямо смотришь на солнце. Никто не пойдет по твоему следу, потому что никогда не поймут, как ты шел. У тебя должен быть профессиональный глаз, и победу от пораженья ты обязан отличать с ходу, при беглом прочтении чужой ли, своей ли рукописи. Ни в коем случае не должно проступать твое лицо в твоих произведениях, ты, по определению, многолик. Тогда тебя ждет посмертная слава, и никому в голову не придет мысль, что ты уже давно умер. И более живым ты становишься после смерти!

У правой кулисы высветилась дверь, в которую быстрым шагом ушел Миша. Уже при общем свете, в тишине, нарушаемой покашливаниями зала, из точно такой же двери слева показались Алексей и Александр Сергеевич, который курил папиросу.

- Странное впечатление у меня от Абдуллаева, - сказал Александр Сергеевич. - Он все время называет нас очаровательными, а я не верю!

- Бывает, - сказал Алексей. - Для чего-то он нас держит, а для чего, сам не пойму.

- То-то и оно! У меня в душе не прекращается волнение, вдруг да все это кончится!

- Кончится так кончится! - сказал Алексей. - В жизни нужно быть ко всему готовым! Не нужно думать об этом. Что будет, то и будет. А многие мысли - от безделья, от скуки.

- Да, нам создал Абдуллаев мирок, и мы живем в нем. Но мне, надо сказать, не скучно. Я как-то привык сам с собою разговаривать, думать, с вами общаться. А что еще есть в жизни? Только общение. Вот вы врач, а ничем человечеству помочь не можете.

- Я человечеству не смог бы помочь, даже если бы очень захотел сделать это. Человечество - это такая же фикция, как коммунизм. Человеку конкретному кое-чем я еще могу служить. Да и то в случаях понятных. А так медицина - видимость одна. Ну, разрежу, вырежу, зашью... И что же, я стану умнее? Нет. Все известно: анатомия, физиология... И ничего ровным счетом не известно! Направляющего момента ухватить не могу. Бог - это выдумка писателей древности. Не скрою, хорошо писали. Но религия - это чистая политика, связывающая стадо человеческое в государство. Направляющая более загадочна, чем Бог. Направляющая сама создала Бога. Вот в чем дело.

Александр Сергеевич ходил по авансцене и курил.

- Как вы сказали? "Направляющая"?

- Да, направляющая.

- Хм... А направляющую кто направляет?

- Никто.

- Так не бывает. Вот играл я генерала армии. В преотличнейшем эпизоде. Зритель видел, что я решил исход нашей победы. Но это не так! Зритель не видел процесса съемки. А там сценарист задал тему, режиссер ее поставил, мне сказал: "Ты тут, Саша, построже!" Так и мы - видим готовый фильм.

- И сами в нем участвуем!

- Так точно.

Из левой двери появилась Ильинская.

- Ах, вот вы где!

- Да вот, беседуем о вечности.