Алексей Ерошин - Либеральный Апокалипсис (сборник)

А это что?! Под пачкой пластиков Карл обнаружил еще один реликт – переплетенную толстой нитью связку пожелтевших от старости бумаг. На верхнем листе старошведскими символами – еще справа налево – значилось: «Дневник наблюдений». Король искренне удивился – что обычный ежедневник делает рядом с реликвиями и стратегическими секретами страны?!

Осторожно, стараясь не повредить хрупкие страницы, Карл принялся за чтение (спасибо отцу, в свое время заставившему мальчика учить старошведский), с трудом разбирая расплывшиеся строки… Дневник принадлежал врачу-эпидемиологу, жившему приблизительно сто пятьдесят лет назад. Его записи потрясли Карла.

«Месяц сафар, 14 число, 1481 год по хиджре. Сегодня меня вызывали в один отдаленный горный кишлак. Там случилось невообразимое. Все жители кишлака в одночасье забыли родной язык, заговорив на неизвестном в Афганистане наречии. Между собой они прекрасно общаются, однако их не понимает уже никто. Меня просили разобраться».

Следующая запись была сделана через несколько дней. «Месяц сафар, 17 число, 1481 год по хиджре. Это не психосоматика. И не нервное заболевание. Пока мы не можем понять его природу. Ясно одно, болезнь перерастает в эпидемию. На неизвестном языке заговорили жители нескольких кишлаков поблизости от очага заболевания. Это обстоятельство тревожит больше всего. Пора вводить карантин».

Еще несколько заполненных страниц кто-то густо перечеркнул крест-накрест. Читался лишь третий по счету лист. «Месяц сафар, 27 число, 1481 год по хиджре. Мы сумели определить, на каком языке общаются между собой больные. Оказалось, это не выдуманный язык, как мы полагали, а шведский. Сама страна перестала существовать во время Большого Европейского Взрыва, но нам удалось найти носителя языка, который перевел разговоры заболевших. Они безумны. Больные уверены, что являются шведами и живут в Швеции. Похоже, заболевание коснулось не только речи, но и значительной части мозга. Коллективная шизофрения?? Но откуда у сумасшедших взялось знание иностранного языка?»

От большей части остальных листов уцелели лишь корешки. Две последние записи были сделаны на одной странице:

«Месяц раби-авваль, 9 число, 1481 год по хиджре. Заболел один из участников нашей миссии – водитель. Мы долго пытали его на предмет половых контактов с кем-то из местных, но он не сознался. Если не врет, то рано или поздно заболеем все. Не опоздали ли мы с карантином?»

«Мне кажется, я нащупал причину болезни. Это искусственный вирус, перебравшийся к нам откуда-то издалека. Не исключено, что его занесло к нам из Европы или Америки».

Дальше дневник обрывался. На обороте последнего листа можно было разобрать еще несколько строчек – уже на новошведском, но тем же почерком, что и раньше. Однако записи не имели никакого отношения к прежним событиям. Означало это только одно – хозяин дневника сам заразился неизвестной болезнью.

Это был крах. Крах всей жизни короля. Сейчас Карл испытывал то же чувство, что и узник тюрьмы, годами готовивший побег и уже готовый узреть небо свободы, но вместо этого выбравшийся из подкопа в соседней камере… Тупик.

Холодный пот заливал лицо, кровь тугими толчками ударяла в виски, лицо непроизвольно кривилось в глумливой гримасе. Каким же он был слепцом! Долгие десятилетия бороться за дух истинных викингов, чтобы узнать, что и он сам, и его сподвижники – самозванцы без права на историю. Хуже того, они – безумцы. Дети и внуки безумцев. А как иначе называть их – афганцев, под влиянием неизвестного вируса вообразивших себя шведами и даже переименовавших свою страну в Швецию?.. Потерявшаяся в глубинах памяти красавица Самина была права: он – не полноценный швед. Он – даже не настоящий афганец, как остальные. Он – самый натуральный долбаный альбинос…

Нет, что-то тут не так! Это слишком невероятная история, чтобы быть правдой… Ладно, он и его сверстники жили спустя сто пятьдесят лет после эпидемии. Но ведь люди того времени были не глупее их. Несколько миллионов человек не способны в одночасье безболезненно забыть свою историю и культуру. Вирус мог лишить их памяти, но архивы все равно должны сохраниться. Разве можно развернуть реку вспять и заставить ее течь в прежнем русле? Нет. Так почему поставленная с ног на голову страна принялась жить как ни в чем не бывало? И неужели никто за все эти годы не смог раскопать правду?..

Как и когда-то в детстве, на Карла вдруг снизошло озарение. Где-то в глубинах его памяти крохотной занозой сидело упоминание о событиях стапятидесятилетней давности. И связана эта информация была с его отцом, полупрофессиональным историком… Карлу припомнились подробности его ареста. В тот вечер они ужинали в узком семейном кругу. Довольный отец только-только начал рассказывать, что совершил очередную архивную находку, касающуюся серьезных волнений в Швеции около ста пятидесяти лет назад, как в дверь постучали. Люди из королевской службы безопасности увели отца с собой, и домой он больше не вернулся, слабое здоровье не выдержало тюремного режима.

Тогда Карл никак не связал загадочный арест отца и его копание в архивах. И только сейчас к нему пришло полное понимание. Власть, в отличие от простых людей, знала все. Но скрывала.

Сопоставив информацию из «Дневника» и упоминание отца о неких беспорядках, а также призвав на помощь логику, Карл попытался мысленно реконструировать события тех дней.

Картина вырисовывалась следующая. Сто пятьдесят лет назад Афганистан оказался на краю гибели. Население страны поголовно стало воспринимать себя шведами со всеми присущими этому европейскому этносу ценностями и знаниями. Однако при этом оно продолжало жить в условиях Афганистана, иметь на руках соответствующие документы, пользоваться плодами прежней культуры.

Когнитивный диссонанс, случившийся в головах афганцев, мог превратить их в толпу окончательных безумцев, после чего страна попросту исчезла бы, как это случилось со множеством других государств, попавших под удар вируса. Перед тогдашней властью встал непростой выбор – остаться территорией умалишенных или объявить себя Новой Швецией, взамен уничтожив все следы прошлой, «дошведской» эпохи – архивные документы, культуру, литературу и прочее.

Поскольку спустя полтора столетия страна все еще существовала, то выбранный некогда путь можно было назвать успешным. Однако власть оказалась заложницей своих действий, и все эти годы была вынуждена скрывать правду. Прятала в королевском сейфе за двумя замками разоблачительные документы, гнобила историков, которые могли бы докопаться до обстоятельств произошедшей трагедии, тщательно уничтожала «дошведские» архивы, а также запрещала проводить свежие исследования несообразностей устройства страны – этого странного микса из традиций и верований двух обществ.