Чайна Мьевиль - Рельсы

Переводники повели «Мидас» к разбитому составу. Собственно, это был даже не состав: один вагон, один локомотив. Он лежал на боку, задрав колеса, словно издохшая корова — копыта.

В бухтах Салайго Месс и Стреггея, его родного дома, курсировали кротобои из разных стран. Шэму доводилось видеть немало транспортных средств любых конфигураций, как живьем, в гавани, так и на всякого рода иллюстрациях. Этот поезд, лежавший перед ним на боку, был ему совершенно незнаком, и не только потому, что его изуродовала катастрофа.

Попасть на разведочную дрезину оказалось куда легче, чем он думал. Все еще на адреналине, не до конца выветрившемся после неудачной миссии по спасению птиц, Шэм сам придумал себе задачу, якобы по поручению Фремло пришел туда, где собиралась высланная в разведку команда, пристроился за Хобом Вуринамом и скоро уже ступил на шаткий пол самоходной тележки. Буркнул что-то насчет первой помощи.

Шоссандер, который остался на главной палубе, поднял бровь, но явно счел ниже своего достоинства жаловаться. «Спасибо Каменноликим, что он такой гордый», — подумал Шэм. Вторая помощница капитана Гансифер Браунолл перегнулась через перила вяло движущейся дрезины и крикнула в громкоговоритель:

— Эй, на борту, есть кто живой? Эгей!

«Да нет там никого живых, — подумал Шэм. — Медицинский факт, — добавил он, еще подумав. — Вид у него такой, как будто на него напал ангел».

У валявшегося на боку локомотива не было трубы — значит, не паровоз. Первый вагон топорщился остатками машины. Она была всмятку. Окна разбиты или заблокированы. Весь вагон опутал жилистый терновник.

Команда притихла. Поскрипывая на ходу, дрезина подъезжала к поезду в нерезком свете. Туча рыжих и цветных дневных летучих мышей снялась с руин при ее приближении. Жалобно пища, мыши сделали над головами людей круг и унеслись к ближайшему островку.

Технически это, конечно, был утиль. Живых на обломках нет? Значит, команда может забирать себе все, что найдет. Но, как ни радовали Шэма следы произошедшей катастрофы, это все же обычный утиль, не более, не менее. Не этого он хотел, не это воспламеняло его воображение, иного жаждала его душа. Слава археосальважира, исследователя таинственных и непонятных древних руин — вот что его манило.

Мелкие зверушки суетились в траве. «Мидас» маячил вдали, команда, высыпав на верхние палубы, наблюдала за тем, как дрезина крадучись подошла к поверженному локомотиву и осторожно ткнулась ему в бок.

— Так, — сказала Браунолл. — Добровольцы. — Все смотрели на нее молча. Поджав татуированные губы, она продолжила: — Зайти можно и отсюда. Никто не просит вас касаться земли. — Все занялись проверкой оружия. — Вуринам, — сказала Браунолл. Боцман вытянулся на носках и снял видавшую виды шляпу. — Теодозо. Торн и Клайми, Ункус Стоун остаются со мной. Остальные в две шеренги становись. И внутрь шагом марш. Обыскать сверху донизу. Все, что есть, и всех, кто есть, тащите сюда. А ты куда? — Это Шэму, который тоже готовился к высадке на руины.

Он продолжал дивиться собственной смелости, столь нехарактерной для него раньше.

— Вы же сказали… нам идти…

— Суурап, кончай валять дурака, — продолжала она с меланхолическим акцентом уроженки внутреннего Клариона. — Думаешь, я не заметила, как ты влез в дрезину? Я все видела. Не знала, что ты такой нахал, парень. Не испытывай мое терпение. Отвали. — Она показала на корму. — И… — Она приложила к губам палец.

Один за другим осторожные исследователи ныряли в окно вагона, превращенное катастрофой в люк.

— Твое счастье, что я не отправила тебя пешком обратно, — сказала Браунолл Шэму. Он прикусил губу. Да нет, она бы так не сделала. Но при мысли о том, как он возвращается к поезду, перепрыгивая с одной пыльной шпалы на другую, стараясь не наступить ногой на страшную землю, у него похолодело в груди.

И он остался. Стоял, переводя взгляд с рельсов на руину и обратно. Йенс Торн пулял заржавленными шурупами в сигнальный механизм неподалеку. Сесили Клайми, Каменноликие знают зачем, проводила замеры координат сложным секстантом. Ункус Стоун напевал себе под нос и резал ножом деревяшку. У него был приятный голос: даже Браунолл не велела ему заткнуться. Стоун пел старинную балладу о девушке, которая упала с рельсов и которую спас подземный принц.

Летучие мыши успокоились. Пара мохнатых кроликов издали наблюдала за людьми, и Шэм нацелил на них свой небольшой аппарат — подарок Воама и Трууза, с ликующим «тадам!» преподнесенный ими подопечному.

— Эгей! — Из горизонтального окна высунулась голова Хоба Вуринама. Он встряхнулся, с его волос полетела пыль.

— Ну, что там? — прокричала Браунолл. — Как ситуация?

— Да никак. — Вуринам сплюнул через край окна. — Пусто. Как будто тыщу лет тут валяется. Локомотив уже весь прочесали. И не раз.

Браунолл кивнула.

— А вагон?

— Я как раз насчет него, — сказал Вуринам. — Помнишь, ты велела Шэму Суурапу сидеть на приколе? — Вуринам хмыкнул. — Так вот, может, придется и передумать.

Глава 7

Шэм пробирался через комнату боком. Ее пол был когда-то стеной. В тесноте он пролез мимо товарищей.

— Видишь, в чем проблема? — сказал Вуринам. В конце комнаты, под нынешним потолком, была дверь, приоткрытая на несколько дюймов. — Ее заклинило, — объяснил Вуринам, — а мы все чуток крупноваты.

Вообще-то это было неправильно. Обычно члены команды подначивали Шэма насчет его роста, что он, мол, слишком велик для своих лет, и были правы. На «Мидасе» он был не самым юным, не самым мелким и не самым худощавым. Йехат Борр при росте в три фута с хвостиком был мускулист и силен, как медведь. Отжимался, стоя на руках. Бросал гарпун, как сам Бенайтли. Причем вися вниз головой на веревке. Но на дрезине Шэм оказался самым мелким и самым легким.

— Меня вообще не должно здесь быть. — Его голос дрогнул, Шэм это услышал, ему не понравилось. Он ведь сам сюда пролез, разве нет? А при малейшей опасности, значит, взад пятки? Выходит, его дело накладывать повязки да заваривать чай, а лезть в недоступный вагон на потерпевшем крушение поезде — это уж без него, пожалуйста.

«О, Каменноликие», — подумал он. Закрытое купе отталкивало и притягивало его одновременно.

— Я же говорил, — буркнул кто-то. — Бросьте, он откажется…

— Ну, смелее, — настаивал Вуринам. — Старье ведь тебе по нраву или нет? — Он поглядел Шэму в глаза. — Что скажешь?

На Шэма смотрели все. Что заставило его сказать «да», стыд или бравада? Хотя какая разница.

Он цеплялся и лез. Отталкивался ногами. «Как будто исследуешь заброшенный дом на Стреггее», — говорил он себе. Ему не раз доводилось это делать. Получалось не то чтобы блестяще, но куда лучше, чем можно было ожидать. Пока его подталкивали под зад, держа за ноги, он извернулся, выдохнул и просунул голову и плечи внутрь.