Станислав Лем - Солярис

— Видел Сарториуса?

— Нет. А где он?

— Наверху.

Наверху была лаборатория. Мы продолжали есть молча, только скрежетали опустошаемые банки. На радиостанции царила ночь. Окно было тщательно завешено изнутри, под потолком горели четыре круглых светильника. Их отражения дрожали в пластмассовом корпусе передатчика.

Я посмотрел на Снаута. На нём был чёрный просторный довольно потрёпанный свитер. Натянувшаяся на скулах кожа вся в красных прожилках.

— С тобой что-нибудь случилось? — спросил Снаут.

— Нет. А что со мной могло случиться?

— Ты весь мокрый.

Я вытер рукой лоб и почувствовал, что буквально обливаюсь потом. Это была реакция. Снаут смотрел на меня изучающе. Сказать ему? Хотелось бы, чтобы он мне больше доверял. Кто с кем здесь играет и в какую игру?

— Жарко, — сказал я. — Мне казалось, что климатические установки работают у вас лучше.

— Скоро всё придёт в норму. Ты уверен, что это только от жары? — Он поднял на меня глаза.

Я сделал вид, что не замечаю этого.

— Что собираешься делать? — прямо спросил Снаут, когда мы кончили есть.

Он свалил всю посуду и пустые банки в умывальник и вернулся в своё кресло.

— Присоединяюсь к вам. У вас есть какой-нибудь план исследований? Какой-нибудь новый стимулятор, рентген или что-нибудь в этом роде. А?

— Рентген? — брови Снаута поднялись. — Где ты об этом слышал?

— Не помню… Мне кто-то говорил, Может быть, на «Прометее». А что? Уже применяете?

— Я не знаю подробностей. Это была идея Гибаряна. Он начал с Сарториусом… Но откуда ты можешь об этом знать?

Я пожал плечами:

— Не знаешь подробностей? Ты ведь должен был в этом участвовать, это входит в твои… — Я не кончил и замолчал.

Шум климатизаторов утих, температура держалась на сносном уровне.

Снаут встал, подошёл к пульту управления и начал для чего-то поворачивать ручки. Это было бессмысленно, главный выключатель находился в нулевом положении. Немного погодя он, даже не повернувшись ко мне, заметил:

— Нужно будет выполнить все формальности в связи с этим…

— Да?

Он обернулся и с бешенством взглянул на меня. Не могу сказать, что умышленно старался вывести его из равновесия. Ничего не понимая в игре, которая здесь велась, я стремился держаться сдержанно. Его острый кадык ходил над чёрным воротником свитера.

— Ты был у Гибаряна, — сказал вдруг Снаут.

Это не был вопрос. Подняв брови, я спокойно смотрел ему в лицо.

— Был в его комнате, — повторил он.

Я сделал движение головой, как бы говоря: «Предположим. Ну и что?» Пусть он говорит дальше.

— Кто там был?

Он знал о ней!!!

— Никто. А кто там мог быть? — спросил я.

— Почему же ты меня не впустил?

Я усмехнулся:

— Испугался. Ты сам меня предостерегал, и, когда ручка повернулась, я инстинктивно задержал её. Почему ты не сказал, что это ты? Я бы тебя впустил.

— Я думал, что это Сарториус, — сказал он неуверенно.

— Ну и что?

— Что ты думаешь об этом… о том, что произошло? — ответил он вопросом на вопрос.

Я заколебался.

— Ты должен знать больше, чем я. Где он?

— В холодильнике, — ответил Снаут тотчас же. — Мы перенесли его сразу же… утром… жара…

— Где вы его нашли?

— В шкафу.

— В шкафу? Он был уже мёртвым?

— Сердце ещё билось, но дыхания не было. Это была агония.

— Пробовали его спасти?

— Нет.

— Почему?

Снаут помедлил.

— Не успели. Умер прежде, чем мы его уложили.

— Он стоял в шкафу? Между комбинезонами?

— Да.

Снаут подошёл к маленькому бюро, стоявшему в углу, взял лежавший на нём лист бумаги и положил его передо мной.

— Я написал такой предварительный протокол. Это даже хорошо, что ты осмотрел его комнату. Причина смерти… укол смертельной дозы перностала. Так тут написано…

Я пробежал глазами короткий текст.

— Самоубийство… — повторил я тихо. — А причина?

— Нервное расстройство… депрессия… или как это ещё называется. Ты знаешь об этом лучше, чем я.

— Я знаю только то, что вижу сам, — ответил я и посмотрел на него снизу.

— Что ты хочешь сказать? — спросил он спокойно.

— Гибарян сделал себе укол перностала и спрятался в шкаф. Так? Если так, то это не депрессия, не расстройство, а острый психоз. Паранойя… Ему, наверное, казалось, что он что-нибудь видит… — говорил я всё медленнее, глядя ему в глаза.

Он отошёл от меня к пульту передатчика и снова начал крутить ручки.

— Тут твоя подпись, — заметил я после недолгого молчания. — А Сарториус?

— Он в лаборатории. Я уже говорил. Не появляется. Думаю…

— Что?

— Что он заперся.

— Заперся? О, заперся! Вот как! Может быть, забаррикадировался?

— Возможно.

— Снаут… На станции кто-нибудь есть?

— Ты видел?

Он смотрел на меня, слегка наклонившись.

— Ты предостерегал меня. От чего? Это галлюцинация?

— Что ты видел?

— Это человек, да?

Снаут молчал. Он отвернулся к стене, как будто не хотел, чтобы я видел его лицо, и барабанил пальцами по металлической перегородке. Я посмотрел на его руки. На них уже не было следов крови. Вдруг меня осенило.

— Эта особа реальна, — сказал я тихо, почти шёпотом, как бы открывая тайну, которую могли подслушать. — Да? До неё можно дотронуться. Можно её ранить… Последний раз ты видел её сегодня.

— Откуда ты знаешь?

Он не повернулся. Стоял у самой стены, касаясь её грудью.

— Перед тем как я прилетел? Совсем незадолго?…

Снаут сжался как от удара. Я увидел его безумные глаза.

— Ты?!! — выкрикнул он. — Кто ТЫ такой?

Казалось, он сейчас бросится на меня. Этого я не ожидал. Всё шло кувырком. Он не верил, что я тот, за кого себя выдаю. Что это могло значить? Снаут смотрел на меня с ужасом. Что это, психоз? Отравление? Всё было возможно. Но ведь я видел её, эту фигуру… Может быть, и я сам тоже…

— Кто это был?

Эти слова успокоили его. Некоторое время он смотрел на меня испытующе, как будто ещё не доверял мне. Прежде чем он открыл рот, я понял, что попытка неудачна и что он не ответит мне.

Снаут медленно сел в кресло и стиснул голову руками.

— Что здесь происходит?… — сказал он тихо. — Горячка…

— Кто это был? — снова спросил я.

— Если ты не знаешь… — буркнул он.

— То что?

— Ничего.

— Снаут, — сказал я, — мы достаточно далеко от дома. Давай в открытую. И так всё запутано.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты сказал, кого видел.

— А ты?… — спросил он подозрительно.

— Хитришь? Сказать тебе, и ты скажешь мне. Можешь не беспокоиться. Я тебя не буду считать сумасшедшим, знаю…