Москва 2087 (СИ) - Белолипецкая Алла

— Сейчас, Наташенька, он начнет тебе врать, — торопливо бормотал Зуев, набирая номер на телефонном аппарате. — Рассказывать тебе сказки, будто он — твой прежний друга, Саша Герасимов…

— Которого ты убил, — эхом отозвалась Наташка; однако не отвела ружейного дула от лица своего изменившегося одноклассника.

— Ну, зачем ты… — начал было говорить бывший директор зоопарка.

Но тут на другом конце линии ему ответили, и он стал торопливо говорить что-то в трубку. Сашка его не слушал — всё смотрел на свою подругу детства: не мог поверить, что он и самом деле видит перед собой именно её. Ему даже пришла мысль: а не галлюцинирует ли он снова, как тогда, под наркозом, когда ему пригрезилось их с Наташей Зуевой безликое венчание?

— Наташка, — спросил он, всеми силами стараясь изгнать взрослую хрипотцу из своего голоса, — но как же ты выжила? Я думал…

Он осекся на полуслове. Бывший директор зоопарка закончил говорить, повесил трубку и вперил в Сашку взгляд, полный такой злобы, что у того мгновенно возник спазм в горле. Он подумал: «Сейчас эта тварь велит Наташке меня застрелить, и никто во веки веков не узнает, что произошло — и тогда, и теперь. Ведь никто даже не знает, что я поехал сюда!»

Впервые за эту ночь ему пришла мысль, что он страшно сглупил — когда отправился к Зуеву в одиночку. И теперь, по его дурости и самонадеянности, бывший директор зоопарка не понесет наказания никогда. На миг Сашка Герасимов почти забыл про Наташку — и даже вздрогнул, когда та заговорила.

— Долго же ты сюда добирался, — сказала Наташа, а потом подала Сашке дробовик — прикладом вперед, чтобы тому удобнее было его взять. — Я уж решила, что просчиталась — и ты вовсе не приедешь…

От удивления Сашка взял у неё «Льва Толстого», не произнеся ни слова. И лишь воззрился на свою бывшую одноклассницу так, как если бы она сказала, что она — английская королева, сменившая облик. А Наташка его изумлением явно осталась довольна — равно как и порадовал её ошеломленный взгляд её отца. Тот и вовсе лишился дара речи — только сидел, держа одну руку на трубке телефонного аппарата. И переводил ошеломленный взгляд то на свою дочь, то на её изменившегося одноклассника.

— Ты знала, что я прошел деэкстракцию? — выговорил, наконец, Сашка, а потом прибавил главное — то, что хотел сказать с самого начала: — Когда ты вбежала тогда в тот ангар, я крикнул тебе: «Спасайся!» Но твой отец усыпил тебя — и вынес оттуда на руках. Я думал — он и тебя приготовил для недобровольной экстракции. Рад, что ошибся.

Наташка вторую часть его фразы почти проигнорировала — только поморщилась едва заметно. А вот на Сашкин вопрос ответила.

— Конечно, я про твою деэкстракцию знала. Это новшество — реградация — чрезвычайно дорогое удовольствие. Откуда, как ты думаешь, твоя сестра взяла на неё деньги?

— Ты… — Зуев даже поперхнулся воздухом и кашлял целую минуту. — Ты — послала ей деньги? Но как?.. Ты же не выходишь из дому.

— Я не выхожу, да. Но ведь Надя Герасимова выходит! Я позвонила ей и попросила приехать. Тогда мы с ней обо всем и договорились.

Сашка ощутил, что у него начинает заезжать ум за разум. И он даже чуть было не положил дробовик на стол — вот смеху-то было бы, если бы им завладел Зуев! Получалось, что его сестра знала такие секреты, каким он даже теперь не мог найти объяснения. И даже не подумала этими секретами с ним поделиться. Однако спросил он о другом:

— Скажи, как он сумел прятать тебя столько лет? — Сашка кивнул на Зуева, который в разговор больше не встревал. — И как он вообще сумел всё это провернуть? Ведь я же слышал тогда новости: весь наш класс был тогда опознан — все двадцать восемь человек.

— Ты — слышал новости? — Вот теперь на лице Наташки отобразился ужас. — Так что же это выходит: безликие — они могут всё слышать?

— Угадала. Ну, так что же случилось тогда? Я хотел допросить его. — Он снова указал взглядом на Петра Ивановича. — Но предпочту, чтобы ты мне всё рассказала. Иначе — сейчас будет девятый вал вранья.

И Наташка стала быстро, сама себя перебивая, говорить.

Тогда, пять лет назад, она пробудилась уже после того, как всех её одноклассников вернули в зоопарк: поставили новых безликих стоять возле того же вольера с белыми медведями, откуда их забрали. Сделать это оказалось несложно: Петр Иванович Зуев даже не вывозил своих пленников с территории зоопарка — тот ангар был заброшенным много лет назад конным манежем, к входу в который даже и подойти было нельзя. А о том, что внутрь ведут еще и туннели подземных коммуникаций, никто, кроме самого Зуева, не знал.

— Мне папа всё это сам рассказал потом, — торопливо говорила Наташка.

На своего отца она старалась даже не взглядывать. Но Сашка-то не упускал его из виду — и видел, как лицо бывшего директора приобретает оттенок грязно-серый, как у старого асфальта.

— Но как же — двадцать восемь человек? — напомнил ей Сашка. — И куда делась Дарья Степановна?

И тут вдруг его осенило — он даже по лбу себя хлопнул. На оба вопроса был один и тот же ответ! А Наташка, глянув на него, только кивнула коротко:

— Вижу, ты уже сам всё понял. Дарья Степановна заняла мое место — после того, как папа сделал её безликой. Должно быть, он и в неё выстрелил из ван Винкля, а потом — пустил в ход капсулу Берестова. Ну, а потом он переодел Дарью Степановну в мою одежду. Телосложением мы мало отличались. А, главное — он же сам и опознал в ней потом свою дочь. Меня, то есть.

— А что же твоя мама?!

— Её он тоже сумел убедить, что это я — просто без лица. Только вот — мама после этого выгнала его из дому. Винила его в том, что произошло — как видно, догадывалась о чем-то таком. Только доказательств у неё не было.

— А ты? Ты же ведь могла бы уличить своего отца во всем!

Наташка опустила глаза и молчала целую минуту, прежде чем ответила:

— Если бы я всё рассказала, все подумали бы: я была с ним заодно.

— Это он тебе такую мысль внушил?

— Это мне еще Дарья Степановна объяснила — тогда, пять лет назад. Как раз перед тем, как я попыталась сбежать. Сказала, что папа надежно спрячет меня, но все должны будут думать, что я пропала без вести. Я даже маме не смогу позвонить. Иначе — меня обвинят в пособничестве отцу.

Сашка ощутил такую жгучую ненависть, что ему будто раскаленные иглы вонзились в оба виска. В правом виске боль была намного сильнее: там зарастал след от недавней трепанации. Левый висок болел меньше: пять лет прошло, как Зуев вонзил в него инъектор пресловутой капсулы. Причем ту, первую трепанацию директор зоопарка произвел так неумело, что нанятые Надей доктора даже не стали использовать для деэкстракции старое, полузаросшее отверстие в Сашкином черепе.

— Так значит, — сказал Сашка, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не врезать Зуеву в челюсть своим новым здоровенным кулачищем, — твоя мама считает, что ты давно умерла — безликой?

— Считает, да. — Наташка вяло пожала плечами. — Возможно, еще она считает, что у папы продолжается связь с Дарьей Степановной — из-за чего он и не может уехать из страны. Ей в голову не приходит, что он не уезжает из-за меня.

— Да будьте прокляты вы обе — и ты, и Дашка! — Петр Иванович даже воздел вверх руки, сжатые в кулаки — такая его охватила праведная ярость. — Из-за вас вся моя жизнь пошла под откос! На что мне нужны все эти деньги, если я уже пять лет сижу здесь, как заключенный, с дочкой, от которой одну только ненависть и вижу? Дашка придумала всё это — а расплачиваюсь теперь я!..

— Да нет, — сказала Наташка. — Ты расплачиваться еще даже не начал. — И она повернулась к своему бывшему однокласснику: — Как ты думаешь, для чего я вернула тебя?

И Сашка ни секунды не колебался с ответом. Это-то он как раз понял сразу — как только бывшая одноклассница вручила ему дробовик.

— Ты хочешь, чтобы я убил твоего отца. Сама, должно быть, ты этого сделать не смогла. — И он передернул затвор «Льва Толстого» — его руки лучше него самого знали, что нужно делать.