Николай Петри - Зеркало в руках

Через несколько сотен метров Хай Рэ остановился.

Таби Ёр взглянул на него вопросительно.

— Ты чего?..

— Дальше не ходи. — Тихо попросил видец.

— Почему? — удивился грохочун.

— Сам знаешь. — Хай Рэ положил руку на плечо друга. — Не забывай, я ещё могу кое-что видеть… Твоё желание пойти вместе со мной бежит впереди тебя.

— Неужели это так заметно? — грустно спросил Таби Ёр.

— Для меня — да.

— А для других?

— Не знаю, — признался видец. — Понимаешь, наши чувства — они как цвета радуги. Чем счастливее человек, тем ярче и насыщеннее его краски.

— И в каком цвете ты видишь меня? — Таби Ёр посмотрел прямо в глаза старому другу.

Хай Рэ взгляда не отвёл.

— В Доме ты был окружён не очень яркой, но насыщенной оранжевой оболочкой, — сказал видец, — особенно, — играя с детьми. Когда мы вышли к подножию горы, цвета побледнели, хотя продолжал преобладать красноватый оттенок. По мере продвижения вглубь леса краснота перешла в желтизну, местами размываясь до серости… Ты уже полчаса напряжённо думаешь о том, а не последовать ли за мной. Наверное, у тебя для этого тоже есть причины…

— Есть, — устало согласился грохочун. — Только мне тяжело говорить… сейчас…

— Я знаю, — успокоил друга видец. — Поэтому и прошу: давай прощаться здесь. Дальше с каждым шагом тебе будет всё труднее и труднее — дорога в Забытую Долину затягивает…

— Хорошо… — печально произнёс Таби Ёр.

Они обнялись, постояли, прижавшись головами. Вдруг Хай Рэ тяжело вздохнул и рывком отстранился.

— Всё… — глухо произнёс он. — Я пошёл…

Он успел сделать лишь несколько шагов, когда услышал взволнованный голос грохочуна:

— Погоди!

Видец оглянулся. Таби Ёр подбежал к нему, дрожащей рукой расстегнул нагрудный карман на своей куртке, достал что-то и торопливо протянул Хай Рэ.

— Возьми!.. — сдавленным голосом произнёс он. — Я же видел, ты не взял с собой ничего, кроме травы. А это… это подарит тебе ещё один день жизни. Возьми!

— Спасибо… — Хай Рэ принял подарок — широкую полоску вяленого мяса. После короткого раздумья тихо, но твёрдо сказал: — Прощай…

Он повернулся и торопливо зашагал по тропе.

Таби Ёр остался стоять покинутый, одинокий, опустошённый.

Хай Рэ прошагал метров двадцать, потом резко остановился. Он понимал: уходить, как бы то ни было, всегда легче, чем оставаться.

Не оборачиваясь, видец громко крикнул:

— Когда-нибудь мы ещё встретимся. Мы обязательно встретимся!..

Голос не успел затеряться в кронах высоких деревьев, а ноги уже несли Хай Рэ прочь от этого места. И только пересохшие от волнения губы продолжали шептать: "…мы ещё встретимся… мы обязательно встретимся…"

Волк бежал по свежему рыхлому снегу и дивился происходящему. Наверное, мир в самом деле сильно изменился, если все привычные представления о нём разбиваются точно тонкие льдинки у заберега. Первым смятение в голодный волчий мозг внёс старый лось, не захотев (при его-то несокрушимой мощи!) сопротивляться волку-одиночке. Это было не по правилам. Это было против всех привычек и инстинктов: если зверь больше и сильнее, он обязан сопротивляться, иначе потеряет жизнь. А что может быть дороже жизни!..

Потом дымный след вывел волка на странного двуногого. Одиночка выглядел ещё более противоестественным, чем отказавшийся защищать себя лось. Двуногие не бродят в одиночку! Их всегда много. Они не отходят друг от друга дальше, чем летят их тонкие стальные когти или смертельно жалящие острые прутья.

Все в лесу знают: если увидел одного двуногого, значит, где-то близко их целая стая. Поэтому они всегда побеждают. Даже снежных барсов. Даже пещерных медведей. Так было всегда. И вот теперь… Теперь всё поменялось. К тому же — ирбис. Почему он не испугался двуногого?

Волк замер. Такое с ним случалось лишь в минуты охоты, когда, изучая след зайца, пытавшегося запутать преследователя хитроумными петлями, нюх выводил опытного хищника на прежний след, и круг замыкался. В такие минуты волк замирал в сладком предвкушении добычи. Сейчас он испытал подобное волнение, внезапно разгадав причину своего удивления: кого бы в последние дни он не встретил в зимнем умирающем лесу — все были одиночками…

Да, мир раскололся, рассыпался на отдельные кусочки, разбился вдребезги и собрать его теперь невозможно…

Волк покрутил головой, разгоняя тревожные видения, потом трусцой побежал дальше. Не сразу он понял, что, сам того не желая, следует за двуногим. Но отчего-то нисколько не удивился своему внезапному порыву (наверное, в нём ещё не умерла надежда полакомиться вкусными мясными остатками).

Сладкие грёзы о долгожданной пище сделали его менее осторожным, потому что он опасно приблизился к двуногому. Волк понял это лишь тогда, когда услышал громкий предостерегающий крик. Ноги стремительно унесли волка в глубокий лог, где напуганный зверь замер в густых заиндевелых кустах.

Голос двуногого звучал необычно и страшно. Даже в большой группе двуногие всегда разговаривали тихо, так что обнаружить их можно было только по запаху. Этот же кричал громко, яростно, будто хотел, чтобы о его присутствии знал весь лес.

Волк заколебался. Двуногий выглядел безумным, а нужна ли пища безумным, волк не знал. Выждав некоторое время, он всё-таки последовал за двуногим. Но теперь его влекло не сильно притупившееся за последние часы чувство голода, а щенячье любопытство.

Он шёл долго, безошибочно следуя по запаху, оставленному на свежем снегу мохнатыми лапами двуногого. Иногда волк уходил в одну или в другую сторону, пытаясь отыскать на склонах оврага следы мелкой добычи. Проплутав недолго в рыхлом снегу, зверь возвращался на оставленную двуногим тропу и бежал дальше.

Один раз он наткнулся на длинную широкую полосу от волочащегося предмета со следами лап. Сердце волка радостно забилось. Ондатра! Он бросился по следу, надеясь настигнуть мускусную крысу раньше, чем она доберётся до водоёма. Судя по следам, имеющим зигзагообразные дорожки со срединной бороздкой от волочащегося хвоста, — по местам с неглубоким снегом ондатра бежала рысью.

Волк, не жалея раненой ноги, ринулся вперёд. Но вскоре он увидел в просвете деревьев реку и тихо взвыл от досады.

Пришлось возвращаться назад.

Ближе к вечеру волку повезло. Он случайно набрёл на "ход-отдушину" тёплого гнезда мышей полёвок, видимой частью которого была тонкая хрупкая труба из инея с небольшим валиком внизу. Конечно, мышь не серна и не пятнистый олень, но для изголодавшегося зверя она по вкусу будет лишь немногим уступать ласке.