Артем Абрамов - Место покоя Моего

— Еще раз повторю: «помышление сердце человеческого — зло от юности его». Я бы добавил: и от зрелости тоже. А вот старость мудра и безгрешна, потому что старый человек все больше и боль-ше смотрит на мир глазами малого дитяти, пока не придет к мигу, совпадающему, как близнец, с тем, что был много лет назад при его рождении на свет Божий. Рождение и смерть — два великих момента безгрешия на долгом пути земном. А вы — пастухи на этом пути. И не стегать вы должны стадо свое, но мудро и спокойно вести его. И не дай вам Бог впасть в роли своей пастушеской в гордыню всезнания и всепонимания. Вы — такие же, как и овцы ваши, только с большею верой. А большая вера — неизмеримо более тяжкая ноша. Пророчествую: многие из вас не вынесут ее, сломаются и — вот парадокс! — впадут в грехи многие. Тогда лучше уйти в сторону, и не пасти, и не учить. Ибо много званых, но мало избранных. И все беды нашей Веры начнутся тогда, когда просто званые заставят людей поверить, что именно они и есть избранные, и станут служить Богу, а вернее — делать вид, что служат. И многие тогда отшатнутся от Веры и уйдут в безверие или, того хуже, придумают для себя свою маленькую ложь и назовут ее Большой Верой. Товда не вините их — вините только себя. Идите в дорогу, которую я положил вам, и помните; все в руках Господа, но слово Его — в устах Ваших. Как аукнется, так и откликнется.

Затянувшаяся пауза указывала на то, что проповедь завершена. Иешуа расслабился, уселся на траву, оглядел серьезных слушателей, усмехнулся чему-то своему.

Он ждет. Петр точно знал — он ждет, чтобы его попросили показать ту самую дорогу, о которой только что шла речь. Вот еще несколько секунд выдержки, как бы на обдумывание сказанного, и…

— Машиах…

— Да, Кифа. — Хитрый заинтересованный взгляд.

— Покажи нам нашу дорогу, по которой мы поведем людей. Объясни, как пройти в Царство Божье…

— Это просто, Кифа. Всякий истинно верующий сможет узнать эту дорогу. Она всегда — рядом. Верующий да замечает… Смотри и поверь…

Машиах опять встал, вытянул руки по швам. Спросил:

— Все меня видят?

Естественно, его видели все. Тринадцать утвердительных кивков головами, тринадцать раз произнесенное «да».

— Следите внимательно!

Иешуа поднял правую руку, отвел ее в сторону и сделал два маленьких шажка вправо…

И опять, в который раз, Петр нарушил свой обет ничему не удивляться. Иешуа, медленно и плавно двигаясь боком, постепенно, медленно и плавно исчезал. Растворялся в воздухе. Сначала пальцы вытянутой руки слились с небом, пропали в нем, растворились, затем сама рука, плечо, и вот уже половина туловища Иешуа словно размыта голубой акварелью… Когда Машиах исчез ровно наполовину, так что только левая часть лица улыбалась ошарашенным ученикам, Петр аккуратно встал и, не веря своим глазам, протянул руку туда, где по всем законам должно находиться тело Иешуа. Возникшая было у Мастера бредовая, не подтвержденная ничьим опытом паранормальных способностей гипотеза о том, что Машиах научился становиться невидимым и делает это постепенно, рухнула в тот самый момент, когда Петр ничего не нащупал. Правая половина тела человека, стоящего перед ним, не была невидимой, она просто отсутствовала! Мастер помахал в воздухе рукой, отдернул, ее, будто ошпарился, обернулся на сидящих позади людей. Воплощенное удивление. Неподдельное. Даже у Петра, исповедующего пифагорейское: «Nil admirari» — ничему не удивляйся. Не вышло — ничему… Андрей — тот вообще рот открыл.

— Это… что? — Петр спросил тихо, в горле застрял какой-то ком, проглотить который Мастер забыл. Или не мог.

— Это то, что вы так хотели увидеть, — ответила половина лица Иешуа.

— А… где… где остальное? Где рука? Где туловище?

— Там. — Голова Машиаха на мгновение пропала: это он кивнул вправо.

Петр, впоследствии думая об этом моменте, с гордостью вспоминал свое хладнокровие, с которым он встретил сие абсолютно паранормальное действо. Повторим; не подтвержденное известным Петру опытом коллег или предшественников, но именно паранормальное. Какое ж еще?.. Сверх всяких норм…

— Машиах, — сказал он спокойно, — ты знаешь все вопросы, которые у нас сейчас возникли. Ответь на них нам, пожалуйста, не заставляя их задавать. К чему пустое сотрясение воздуха?

— Ты прав, Кифа, ни к чему. — Иешуа сделал резкий шаг влево, и все недостающее в нем мгновенно материализовалось.

Он опять уселся на траву и пригласительным жестом указал Петру на место возле себя:

— Садись. Петр сел.

— Как это выглядело со стороны, братья? — Иешуа откровенно веселился.

— Машиах! Ты пропал наполовину! Растворился! — с круглыми то ли от ужаса, то ли от удивления глазами тучный Фома залепетал, размахивая руками, что для него никогда характерно не было. Обычно степенный человек сейчас принялся вести себя как герой немого кино — все движения ускорены, все жесты резки. А мало ли что для кого характерно… Вон для Иешуа тоже нехарактерно раньше было исчезать частями.

— Интересно, — задумчиво произнес Машиах, — вот бы посмотреть.

Поймал пристальный, ожидающий взгляд Петра, откашлялся, заговорил:

— Там есть мир. Очень похожий на наш. Почти такой же. Одно различие — там нет людей. Я, во всяком случае, не видел. Пусто. Абсолютно. А если нет людей, то, значит, нет и врагов, нет друзей, нет правителей, нет первосвященников. Никого! Да, в этот мир можно зайти и пройти дальше, дальше, так далеко, как хватит сил и желания, но вот можно ли оттуда вернуться — не знаю. Не пробовал. Пока не пробовал. Если честно — не решался. Сердцем чувствую: не пришло еще время… Но ведь всякий истинно верующий, — а таковым нетрудно стать после моей демонстрации, верно? — сможет проникнуть туда, забрав с собой всех, кого пожелает. Открыть им дверь… Единственное, что нельзя туда пронести, так это неживые предметы. Приходящий в тот мир оказывается нагим, будто рожден заново. Если мы научим людей верить так сильно, чтобы они сумели сами, без моей помощи, преодолеть порог между двумя мирами, то мы сможем построить там новую жизнь. Жизнь, которая будет подчинена не фарисейским правилам, а Божьим Законам. Начав жить заново, мы попытаемся не совершить тех ошибок, что совершали наши отцы. Мы будем там свободны от прошлого. Свободны от всего! Мы будем там просто свободны…

В тот день Иешуа еще долго рассказывал обо все-таки, на взгляд Петра, теоретических возможностях параллельного мира, в который он научился проникать. Именно проникать — не входить хозяином. Сам сказал: не время… Ученики внимали его речам и искренне верили в то, что каждый из них когда-нибудь сможет повторить шаг Машиаха отсюда-туда.