Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет

– Ваша правда. Так что с этим, Ваечка?

– Манни, не так уж и всё-всё мы передоверили на волю случая. Мы с Адамом решили, что трехсот душ в конгрессе хватит за глаза и за уши. Потом несколько часов просматривали списки, кто в партии состоит и кто нет, но по-хорошему выдвинулся. Подобрали список кандидатов, добавили кое-кого из специального конгресса, там не все подряд были зануды, так что включили, сколько смогли. Потом Адам звякнул каждому и прощупал насчет согласия, причем обязал пока помалкивать. Кое-кого пришлось вычеркнуть и заменить. Когда всё было готово, Адам выступил по видео и объявил, что настало время партии выполнить свое обещание насчет свободных выборов, назвал дату, сказал, что голосовать будут все, кто старше шестнадцати, и что все, кто хочет быть кандидатом, обязаны представить список в сто подписей, кто за них, и вывесить эти списки в Старом куполе или на доске для оповещений у себя в поселении. Ах, да, установили тридцать временных избирательных округов, чтобы в каждом избрали по десять депутатов. Так, чтобы даже в самом малом поселении был по крайней мере один округ.

– Значит, всё заранее разыграли и партийный список прошел?

– Нет, дорогой. Официально никакого партийного списка не было. Но наши кандидаты были наготове. И, надо сказать, мои стиляги постарались по-умному организовать сбор подписей. Наши подписные листы были вывешены в первый же день. Но и многие другие себя кандидатами выставили. Всего набралось больше двух тысяч. Но с этого момента до выборов был срок всего в десять дней, мы знали, чего хотим, а оппозиция сорганизоваться не успела. Адаму даже не пришлось выступить в чью-то пользу. И сработало. Ты, например, получил перевес в семь тысяч голосов, а твой ближайший соперник и тысячи не набрал.

– То есть я победил?

– Ты победил, я победила, профессор победил, камрад Клейтон победил. Почти все победили, кто, по нашему мнению, должен был пройти в конгресс. Это было нетрудно. Хотя Адам вслух никого не поддержал, я в темпе подсказала нашим камрадам, кого он предпочел бы. И Саймон ручку приложил, не без того. И у нас хорошие связи с прессой. Жаль, что тебя не было в тот вечер, когда шел подсчет результатов. Здорово было!

– А как вы подсчет вели? В жизни не мог понять, как это делается на выборах. Что, имена на листочках писали?

– Да нет же, мы почище систему придумали. Ведь писать-то умеют единицы. Избирательные участки мы организовали в местных отделениях банков при том, что счетовод из банка опознавал клиентов, а клиенты подтверждали личности членов своей семьи и тех соседей, у кого нет счета в банке. Люди говорили счетоводу, за кого голосуют, а тот при голосующем отстукивал имя кандидата на банковском компьютере, и это сходу передавалось в счетную палату в Луна-сити. Мы все проголосовали меньше чем за три часа, а результаты были распечатаны через несколько минут после окончания голосования.

И тут у меня в черепке маленько засветило насчет этого дела, однако я решил, что спрошу потом у Ваечки с глазу на глаз. Нет, не у Ваечки – у Майка. Припомнил историю с чеком и начал гадать, сколько же за меня в натуре-то голосовало. Семь тысяч? Семьсот? Или просто семья и кореша?

Но насчет нового конгресса у меня теперь тревоги не было. Проф не по тонкому льду это дело толкнул, а по промороженному до самого донышка. А сам на Эрзле лялякал, пока тут дельце проворачивали. Что толку Ваечку спрашивать? Ей ни к чему было даже знать, что там Майк вытворяет, и, наверное, лучше будет, если ей такая мысля в чистом виде не придет.

И никому не придет. Весь народ железно считает: ежели в компьютер числа вводят по-честному, то уж он-то результат выдаст честный. Я сам так считал, пока не попался мне компьютер с чувством юмора.

Сходу переиграл в уме насчет просветить Стю про Майкове самосознание. Это такое дело, что знать про него троим – уже избыток. Ну, не избыток, а больше – в упор ни к чему.

– Май… – чуть не проговорился, но в темпе поправился. – Май даром не прошел, стало быть. А железно придумали. И какое у нас вышло большинство?

Адам ответил, в натуре глазом не моргнул.

– Восемьдесят шесть процентов наших кандидатов прошло. Примерно столько, сколько я прикидывал.

(Примерно! Одной левой справился, причем такой же липовой, как моя. И не «примерно», а «точно». Сколько это скобяное изделие прикинуло, столько и вышло.)

– Возражение насчет сессии в полдень снимается, – вслух говорю. – Постараюсь сам быть непременно.

– Если считать, что эмбарго вступит в силу с момента принятия, – сказал Стю, – то, представляется, надо будет чем-то поддержать энтузиазм, свидетелями которого мы нынче были. Иначе нас ждет долгий мирный период возрастающего экономического спада, – я имею в виду, вызванного эмбарго, – и разочарования в иллюзиях. Адам, я нахожусь под глубоким впечатлением от вашего умения прогнозировать события. Имеются ли основания для высказанных мною опасений? – Безусловно.

– Так как же?

Адам в свою очередь оглядел нас, и невозможно было поверить, что это просто поддельная картинка, а по делу Майк просто навел на нас свои бинауральные рецепторы.

– Камрады.. конфликт должен перерасти в открытую войну как можно скорее.

И молчание. Одно дело языками трепать насчет войны, а оказаться носом к носу с ней – это совсем другое. Наконец, я вздохнул и сказал:

– И когда же мы приступим насчет булыганов?

– Не сразу, – ответил Адам. – Первый камень должны бросить они. Каким образом мы можем их довести до этого? Я выскажу свое мнение последним. Камрад Мануэль?

– Я в этом деле не советчик. Они меня так допекли, что я выбрал бы булыган поздоровее да как вмазал бы по Агре, где этот тип зря место занимает! Но вы же все наверняка против.

– Так не пойдет, – Адам серьезно ответил. – Вы не только приведете в ярость всю индийскую нацию, которая считает, что жизнь священна и неприкосновенна, – вы приведете в ярость все народы Эрзли. Они будут потрясены разрушением Тадж Махала.

– Все народы Эрзли плюс меня, – сказал проф. – Мануэль, не говори гадостей.

– Я же в порядке предположения, – отбрехнулся я. – И потом, можно было бы и не целить в этот ваш Тадж.

– Мануэль, – сказал проф, – как подчеркнул Адам, наша стратегия должна состоять в том, чтобы они нанесли удар первыми. Классический маневр а ля Пирл-Харбор, как значится в теории игр мировой политики. Вопрос в том, как этого добиться. Адам, по-моему, надо внушить им мысль, что мы слабы, что у нас раскол и что довольно будет чистой демонстрации силы, дабы заставить нас ходить по линеечке. Что скажете, Стю? Ваши люди на Эрзле могли бы в этом деле подсобить. Предположим, конгресс аннулирует наши с Мануэлем мандаты. Это подействовало бы?