Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

— Я обязуюсь в двухдневный срок представить жюри конкурса новый, более практичный проект превращения южнополярного порта «Айсберг» в открытый порт…

— Ура, Марат! — закричал Козырев. — Качать его, ребята, за смелость!

— Брось, Козырев, — остановил его Матвеев. — Дай Марату кончить.

— Я принимаю на себя это обязательство, — продолжал Марат, — но при одном условии…

— Ага! Условие? — опять не удержался Козырев, — Дело становится интересным, особенно если это условие невыполнимо!

— Зачем невыполнимо? Условие совершенно выполнимое! Я требую, чтобы в порядке социалистического соревнования такое же обязательство принял на себя… сам Козырев!

— Правильно! Правильно! — послышалось со всех сторон.

— Ты-е ума сошел, Марат! — растерялся Козырев. — Где мне с тобой тягаться, жулик ты этакий!

— Не прибедняйся, пожалуйста, голубчик! Подумаешь, казанская сирота! Мог же ты предложить и изготовить приспособление для автоматической прочистки газовых труб? И премию за это получил не кто-нибудь другой, а именно ты! А сейчас в нашей комиссии разве не рассматриваются еще два твоих рационализаторских предложения? Что ты на это скажешь?

— Соглашайся скорей, чудак, — вмешался солидный Крутицкий. — Веселей будет шевелить мозгами-то вперегонки.

— Марат прав! — крикнул Птицын. Его длинное узкое лицо с острым носом покрылось внезапно вспыхнувшими пятнами. — Если Козырев отказывается, я принимаю вызов!

— А кто тебе мешает третьим присоединиться к нашему договору? — весело откликнулся Марат.

— Что же ты молчишь, Козырев? — нетерпеливо спросил кто-то.

Козырев стоял молча, опустив в нерешительности рыжую голову.

— Да что говорить-то? — промычал он. — Чистая провокация. Ну, не скрою, кое-что обдумывал про себя. Сам еще не знаю, хорошо ли получится… А тут вдруг — нате, выходи на сцену… Боязно… Неужели не понимаете, черти полосатые? — неожиданно огрызнулся он и столь же неожиданно махнул в воздухе рукой. — Ладно! Принимаю вызов! Держись теперь, Маратка! — погрозил он ему. — Это тебе будет не водорослевая плотина…

— Браво, Козырев! Не робей, Сережа! Не осрами рыжих! — послышались крики с разных сторон.

Марат протянул Козыреву свою маленькую сухощавую руку, которая сейчас же утонула в широкой горячей ладони «противника». Не выпуская руки Марата, Козырев повернулся в сторону Птицына:

— Я тоже ставлю условие! Вызываю со своей стороны эту птицу… Пускай не суется вперед папы в пекло… Цитирую Скворешню в точном переводе.

Что делать? Как освободить подводную лодку из самой середины чудовищного айсберга, куда она так несчастливо попала? Как устранить угрозу позорного бессрочного плена в этом ледяном корыте?

С необыкновенной силой капитан именно сейчас почувствовал всю огромную ответственность, которую он несет перед страной, ответственность за жизнь двадцати семи человек, прекрасных детей его родины, которых она доверила ему, ответственность за великолепный корабль, материальный сгусток гениальных научных и технических идей, так далеко опередивших свой век.

Бессвязные мысли, безнадежные, фантастические, иногда просто нелепые планы проносились перед ним, но сейчас же отбрасывались.

Телефонный гудок вызывал к аппарату.

— Слушаю! Товарищ Скворешня?

— Позвольте доложить, товарищ командир. При очередном осмотре полыньи мною и товарищем Шелавиным замечено повышение в ней уровня воды на три с половиной сантиметра против вчерашнего утреннего. Над полыньей держится густой туман.

Капитан внезапно оживился.

— Туман понятен, — быстро сказал он: — идет быстрое испарение теплой воды на морозе. А вот повышение уровня? Как объясняет это явление Иван Степанович?

— Говорит, что, вероятно, происходит усиленное таяние подводной части ледяных стен от соприкосновения с теплыми поверхностными слоями воды в полынье. Температура воды в этих слоях сейчас около пяти градусов выше нуля. Между тем внизу, на стенах у дна и на дне, лед нарастает.

— Ах, да! Ну, конечно, конечно… — Капитан застыл у аппарата. Полуопущенные веки поднялись, и глаза, большие, серые, лучистые, неподвижно глядели в пространство. Почти бессознательно, забыв о Скворешне, капитан монотонно повторял: — Да. Конечно… конечно… лед тает… теплая вода… так… так… — Краска залила его лицо. — Все в порядке, товарищ Скворешня! Все в порядке… Больше ничего не скажете?

— Ничего, товарищ командир!

Выключенный нетерпеливой рукой аппарат чуть не слетел со стола. Капитан вскочил из-за стола и начал взволнованно ходить по каюте. Вот наконец решение вопроса! Настоящее, действительное. Как это сразу не пришло ему в голову? Пушка и накал!.. Пушка и накал!.. Ура! Выход найден! Через несколько дней подлодка очутится на свободе! Ура!

Хотелось по-мальчишески плясать, кричать? на весь мир о победе. Но, словно одним движением невидимых рычагов, капитан внезапно притушил радостное возбуждение.

Спокойными, размеренными шагами, застегнув почему-то китель на все пуговицы, он подошел к письменному столу, сел и, взяв в руки карандаш, погрузился в расчеты.

Глава III.

ПУШКА И НАКАЛ

— …Итак, товарищи, в результате расчетов, которые я вам только что представил, можно, притти к следующим выводам: совместное действие ультразвуковой пушки с накаленным до двух тысяч градусов корпусом подлодки гарантирует нам образование в толще ледяной стены тоннеля диаметром не менее десяти с половиной метров. При этом роль ультразвуковой пушки заключается в том, что она разрыхляет лед и превращает его в аморфную массу, легко поддающуюся действию тепла. Накаленный же корпус подлодки, напирающий на эту массу своей носовой частью под давлением дюз, превращает ледяную кашицу в воду и прочищает себе таким образом путь дальше, образуя тоннель. Скорость этого продвижения подлодки в толще льда должна достигать не менее трех метров в час. В результате непрерывной работы дюз и пушки через двадцать пять, максимум тридцать часов после начала работы «Пионер» должен очутиться в свободной воде под ледяным полем, окружающим наш айсберг. Вот к чему сводится этот тщательно разработанный и теоретически проверенный план освобождения подлодки. Если у кого-нибудь из присутствующих имеются вопросы или возражения, прошу высказаться.

Капитан опустился в кресло. Лицо его выражало крайнюю усталость, но глаза, покрасневшие от бессонной ночи, были полны радостной уверенности.