Николай Шмелёв - Кронос

Доценту наги вручили колбасу, со словами о том, что она им не нужна: толстую, докторскую — прямо в руки, чему он несказанно обрадовался, потому что справедливо полагал о благополучном исходе дела. «А могли бы, ведь, и поглумиться!» — не покидала радостная мысль. Полночи он выковыривал их неё жир, ну прямо, как в детстве, а затем, остальную половину тёмного времени суток, смазывал стапель, по которому в озеро спустят пойманное чудище. Жира хватило с избытком, да так, что и на внутреннюю поверхность полозьев пришлось наносить смазку.

Из глубины пещеры, люди-змеи тащили средневековый рыцарский доспех и, уложив его на салазки, спустили в лаву. Всю дорогу набор металлических чеканок грязно ругался…

Дед во сне кричал, что он уже стар, для таких игр, но дама, вся увешанная золотыми побрякушками, остервенело обещала показать ему все прелести другой жизни, которую любопытный ещё не знал и, о чём не догадывался. «Нашла бы себе, кого-нибудь по статусу, — причитал Дед, слезливо обмусоливая каждое слово. — Банкира, например, или олигарха». После того, как она наотрез отказалась от него отвязаться, несчастный пошёл топиться, всё в то же злополучное болото, смахивающее на геенну огненную.

Почтальону приснилось, что ему поручили доставить посылку — упакованную «золотую бабу», упавшую с неба, вместо метеорита, всё в том же районе, где находится вываленный лес. Предполагалась доставка на себе, за тысячи километров от места падения, к месту ликвидации, а вручил ему эту бандероль «Кот». Дальнейшее происходило, как в тумане и несун три раза просыпался, в процессе транспортировки драгоценного груза.

Новое поступившее поручение, окончательно деморализовало Почтальона, поскольку, согласно инструкции, ему следовало отправиться в ближайший зоопарк. Судя по карте — в Берлинский. После прибытия, служащему почтового ведомства предлагалось спасать от тоски и верной смерти: то ли гориллу, то ли крокодила, то ли королевскую кобру. Он отпирался, упирался и всячески отказывался от почётной миссии, мотивируя свой отказ тем, что он почтальон, а не волонтёр из службы спасения. Вся Америка, до сих пор содрогается при одном только упоминании его имени, а они предлагают ему макак развлекать…

Кому-то, в эту ночь поспать, кажется, вообще не удалось…

Завтрак напоминал утренний чай после вечернего пуска прокатного стана вручную, причём всех линий сразу. После обмена впечатлениями от прошедшей ночи, выявилась странная закономерность в течение сновидений, но придавать значение этому факту никому не хотелось, потому что и так, все выглядели разбитыми и усталыми, как будто всю ночь вагон с углём разгружали. Сутулый смотрелся лучше всех, невзирая ни на что и блаженно улыбался, попивая чаёк.

— Слышь, Стул, — спросил его Комбат, с удивлением разглядывая довольную рожу. — Ты чего это сияешь, как медный чайник, который всю ночь надраивали. Вас можно перепутать и, скоро у тебя на затылке будут искать ручку, а под нос совать чашки.

— Да, жена приснилась, которой у меня отродясь не было! Ты не поверишь, какое это облегчение!

— Почему не поверю? Поверю! Это ты не поверишь, какое это огорчение!

Доцент оживился, услышав знакомые буквы в тексте разговора:

— Вот у меня супруга, когда я под мухой, частенько задаёт вопрос про то, люблю ли я их? Так и хочется спросить, про мучающую совесть, которая, вероятно, не в порядке.

— А когда трезвый? — лениво спросил Дед, заранее не интересуясь ответом.

— Когда трезвый — волком смотрит!

— Почему нас, а не меня! — не понял Крон. — У тебя что, гарем?

Доцент, наливая очередную кружку чая, ответил грустно, даже тоскливо:

— Вместе с детьми.

— Классический вид паразитирующего типа, — заметил Пифагор. — Обвешают детьми, чтобы никуда не делся и всё — можно диктовать самые жёсткие условия.

— Не всегда срабатывает! — возразил Бульдозер. — У меня и примеры есть, но приводить не буду.

— Ну, что я могу сказать — не бывает правил, без исключений! — не сдавался Пифагор. — Да и люди сейчас пошли чёрствые, бездуховные. У меня один знакомый, после ублажения очередной пассии отметил в дневнике полную деградацию моральных устоев в обществе, причём сделал он это на английском языке.

— Зачем, — осведомился Кащей, — чтобы жена не поняла? Типа, шифр такой!

— Угадал, — согласно кивнул Пифагор.

— Это так же бессмысленно, как прятать данные в примитивном коде Леонардо да Винчи — посредством использования зеркала, — пожал плечами Крон. — Сейчас английский язык с первого класса учат, если не с детского сада, но оно и правильно.

— И словарей куча, — добавил Бармалей.

— А может быть, он хотел, чтобы жена поняла? — вмешался Почтальон. — Такой вид мести или протеста! Прецеденты имеются, правда, несколько в иной и более жёсткой форме.

— Хорошо, а как быть с теми, про которых говорят, что они жили долго и счастливо, и умерли в один день? — задал Комбат провокационный вопрос, заранее ухмыляясь.

— Просто, — равнодушно ответил Пифагор. — Вторая половина, в этом случае, выступает паразитом. В водах Южной Америки водится сомик «Кандиру», который проникает под жаберные крышки рыб и, укрепившись с помощью шипов, пьёт кровь. Длится эта процедура, правда, недолго. Насытившись, он отцепляется, продуваемый струёй воды. Поэтому он эктопаразит, а не полноценный кровопийца. Но случаются непоправимые ошибки, когда сомик проникает в анальные или мочеполовые отверстия млекопитающихся, зашедших в воду. Оттуда он уже не может выбраться самостоятельно, и тогда конец обоим, практически гарантирован. Был экто, а стал просто паразитом. Своевременное хирургическое вмешательство способно предотвратить гибель теплокровного, но где в этих дебрях отыскать, хоть завалящий госпиталь?

— Да, действительно — в один день, — мрачно согласился Комбат.

— И насчёт хирургического вмешательства — так циничненько, — задумчиво протянул Дед.

— Насчёт ошибок, тоже непонятно! — Доцент поднял вверх указательный палец. — Кто сказал, что это не спланированная акция? Тут всё так запущено! И нечего попусту трепаться — голова и так, как в тумане. В конце концов, развестись можно, что и проделывают повсеместно.

— Опять вас понесло в дебри? — не выдержал Крон. — Сначала отсюда нужно выбраться, а потом уже думать о женитьбе!

— Если с пустыми руками приду — домой не пустят, — обречённо вздохнул Бармалей.

Все повернулись в его сторону и призадумались. Молчание, в тягостной обречённости, повисло над столом и, только Сутулый, непонимающе оглядывался по сторонам, недоумённо пожимая плечами. Пауза затянулась. Приглушённый свет мерцал таинственно и загадочно, играя бликами на воронёных доспехах, которые отбрасывали зловещие тени. Казалось, ещё мгновение, и всё придёт в движение: рыцари сойдут со своих мест, печально завоет волынка и зазвучит лютня. Огромный, но изящный, камин примет в свои недра оленя на вертеле и начнётся средневековый пир… Сутулый крякнул, и с грохотом, поставил на стол свой кубок, испортив, тем самым, романтическое настроение. Даже опошлил.