Вера Камша - Новое тысячелетие

— Вот уж не знаю! — ответил Владимир искренне.

Коридор оборвался неожиданно, словно его обрезали. Просто внизу исчез пол, и пришлось замахать руками, чтобы не свалиться в черный провал. Твердая рука Ивана ухватила за плечо, помогла удержаться.

— Спасибо, — процедил Владимир сквозь зубы. Сердце колотилось о ребра, точно обезумевший узник о стены клетки, а по телу гуляли мурашки от пережитого страха…

— Не за что, — ответил Иван. — Нам вниз?

— Да, тут должна быть лестница.

Опустился на корточки и в свете фонаря тускло блеснул металл.

Вытерев со лба пот, Владимир перевалил через край и начал спускаться. Ступеньки лязгали под ботинками, сырой воздух холодил горло, а руки, ставшие влажными, грозили соскользнуть. Хорошо еще, что колодец оказался достаточно широким и рюкзак не цеплялся за противоположную стену.

Наверху возился Иван, время от времени доносилось его тяжелое дыхание.

Они спускались долго. Руки онемели, налились свинцовой тяжестью, в ногах появилась ноющая боль, а груз на спине стал весить больше, чем Гималаи, когда Владимир опустил ногу и ощутил, что ступенек дальше нет, а под ступней — пол, восхитительно гладкий, с которого не упасть…

Спрыгнул и едва сдержал стон — в икры и бедра словно вонзили по ножу — такая была боль. Некоторое время ждал Ивана. Тот соскочил с лестницы и зашипел сквозь зубы, точно змея, которой наступили на хвост. Спуск и ему дался нелегко…

Владимир снял рюкзак, извлек из него флягу с минеральной водой. Пил жадно, точно верблюд, который неделю брел по пустыне. Когда напился, отдал флягу товарищу.

Некоторое время слышалось сочное бульканье, потом резкий голос Ивана произнес:

— Уфф, хорошо-то как! Сколько нам еще идти?

— Меньше, чем прошли, — ответил Владимир, запихивая полегчавшую флягу на место и одевая рюкзак. — Ну, двинулись. Надо идти!

Из колодца выход был один — через железную, невероятно проржавевшую дверь. Когда она распахнулась с громким, режущим слух скрипом, то в нос ударил мощный, словно спрессованный запах нечистот. Воняло так, словно все население города оправляло здесь нужду в течение сотен лет, забывая убирать за собой.

Глазам путешественников предстали несколько невероятно толстых труб, положенных на каменное основание. Потолок нависал низко, на нем конденсировались и с тихим чмоканием падали вниз крупные капли воды.

К толстым трубам со всех сторон подходили десятки более мелких. В одной из них была дыра, откуда текла мерзостная тягучая жидкость. С той стороны вонь была всего сильнее.

Идти пришлось пригнувшись, совсем низко нависал потолок. При каждом шаге под ногами что-то чавкало, а протекающие по полу ручейки пахли совсем не водой.

— Канализация! — прошептал Иван зло, когда они проходили по особенно вонючей и большой луже. Здесь не очень давно, судя по всему, прорвало трубу. Пробоину заделали, но натекшие нечистоты откачали не до конца.

Смрад постепенно слабел, вернее, нос привыкал к нему и реагировал не так остро, но проход тянулся и тянулся, пуская время от времени в стороны отнорки, узкие и столь же противно пахнущие.

Владимир считал их, и когда по левую руку появился пятый по счету, скомандовал:

— Поворачиваем!

Но не успел и шагу ступить, как замер, разом насторожившись. Спереди долетел слабый отблеск света, словно там, вдалеке, шел кто-то с мощным фонарем. Владимир спешно погасил свой источник света, дал знак Ивану.

Они остались в полной темноте.

Отблеск мигнул впереди еще раз, потом появился и стало ясно, что кто-то идет, приближаясь.

— Назад, за угол! — скомандовал Владимир. — Отойдем на десяток метров и посмотрим, куда они свернут! И приготовь оружие!

Они поспешно отступили. Владимир извлек пистолет и ощутил, как его тяжесть в руке заставляет успокоиться. Выработанные в армии рефлексы брали свое. Сердце забилось ровно, как метроном, эмоции замерли, скованные железной цепью рассудка, чувства обострились. Теперь он прекрасно слышал шаги приближающихся людей и даже видел сквозь мрак.

За спиной щелкнул предохранитель. Иван готовился к бою.

На толстом, лоснящемся боку канализационной трубы появилось и заплясало круглое световое пятно. Яркость его постепенно увеличивалась.

Владимир поднял пистолет, сказал шепотом:

— Прижмись к стене! Стрелять только по моей команде!

Сам прислонился к трубе, распластался вдоль нее, точно намереваясь проникнуть через железную стенку. И в этот момент в проход шагнули люди. Сколько их было — трое или четверо, нельзя было разглядеть в неверном, мечущемся свете двух фонарей.

Палец плотно лег на спусковой крючок. Одно движение и грохнет выстрел, а один из незнакомцев, которые любят гулять по подземельям, расстанется с жизнью…

Передний из появившихся в проходе людей замер, сделал странное движение, поднося руку к лицу.

— Фу, как тут воняет! — послышался молодой жизнерадостный голос.

— Ничего! — ответил голос, принадлежащий человеку постарше. — Спустимся ниже, в настоящие подземелья, так там пахнет еще гаже!

Они захохотали. Свет фонарей померк, заслоненный телами и стал потихоньку слабеть. С облегчением Владимир понял, что диггеры пошли в другую сторону, а затаившихся во тьме террористов не заметили. Оно и к лучшему.

— Отбой! — сказал он, когда свет фонарей погас вдалеке. — Пронесло, слава всем богам!

Сунул пистолет на место, вновь зажег фонарь на каске.

В проходе, в который свернули, вонь была гораздо слабее, а труба, тянущаяся вдоль пола — нетолстой и судя по блестящей поверхности — довольно новой.

Метров через пятьсот в стене на уровне пола обнаружилось квадратное отверстие толщиной в метр, забранное решеткой. Владимир еще раз сверился с планом и решительно опустился на колени.

— Нам сюда? — с изумлением спросил Иван.

— Да, — огрызнулся Владимир, изучая крепления решетки. — А ты думал, что в подземные этажи Следственного Изолятора Особого Назначения ведет отдельный коридор, светлый и чистый? Достань лучше отвертки. Они должны быть у меня в кармане рюкзака.

Проржавевшие винты сопротивлялись, не желая вращаться. Отвертка срывалась, приходилось вставлять ее вновь и вновь. Владимир пыхтел, точно вспотевший бегемот и тихо ругался.

Когда отвинтил все, то намучился так, словно в одиночку таскал здоровенные бревна. По лицу тек пот, а руки дрожали, как у записного труса. Хотелось лечь и помереть прямо тут, на холодном и сыром полу…

В отверстие протискивался с трудом, точно червяк, разжиревший на конском навозе. Пока пролез, ободрал локти и коленки, а черта и его родственников помянул не один десяток раз. Иван подал рюкзаки, а затем полез сам. Владимир пока осматривался.