Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

Людочка не сказала ему ни единого слова — как пришла молчком, так и ушла.

Оставшись один, Цимбаларь залпом ополовинил бутылку самогона и стал ждать сна — единственного средства, дававшему ему хоть какое-то забвение.

Глубокой ночью в окно опорного пункта постучал старик, после смерти Борьки Ширяева выполнявший в церкви его обязанности.

— Вас батюшка к себе зовёт, — сообщил он. — Идите скорее.

Все окна в избе отца Никиты были освещены. Сам он, до неузнаваемости осунувшийся, лежал в дальней комнатёнке, наверное, служившей домашней молельней.

— Матушка, оставь нас наедине, — попросил он жену, менявшую холодные компрессы.

— Плохо вам? — Цимбаларь шарил по комнате взглядом в поисках хоть каких-нибудь лекарств. — Да ведь вы, похоже, и не лечитесь! Сейчас я пошлю за фельдшером.

— Не утруждайте себя, — сказал отец Никита. — Фельдшер мне не поможет... Единственное моё лекарство — вера, однако сейчас бесполезно и оно... Бог отвернулся от меня. Пришло время расплаты... Скажу без обиняков — вашего предшественника убил я... Но это не единственное моё прегрешение...

Чего-то такого Цимбаларь ожидал уже давно, и тем не менее признание священника ошарашило его. Хотя всё в общем-то сходилось... Парадный мундир, начищенные туфли... территория коровника, находящаяся на кратчайшем пути от опорного пункта к церкви... Вериги, появившиеся сразу после убийства.

— В тот вечер вы должны были обвенчать его с учительницей? — после некоторой паузы спросил Цимбаларь.

— Да, — отец Никита неотрывно смотрел в потолок, а не на иконы, возле которых даже лампадка не горела. — Невеста пришла в церковь заранее, а жениха я ожидал с минуты на минуту. Не знаю, почему они избрали тайное венчание... Вот тогда всё и случилось...

— Что именно? — Цимбаларь склонился над кроватью пониже.

— Мне трудно объяснить... Это жуткое чувство, когда ты вдруг теряешь власть над собой и действуешь, как бездушная марионетка... Помутнение — другого слова тут не подберёшь... Мною владело лишь одно желание — убить его, убить... Не помня себя, я выбежал из церкви и помчался навстречу жениху... По чистой случайности мы встретились возле коровника, а иначе пришлось бы душить его руками... Услужливый дьявол подал мне вилы... Дальше ничего не помню... Потом я вернулся в церковь. Окровавленный, с вилами в руках... Девочка всё поняла. Она убежала прочь и впоследствии покончила с собой, но меня почему-то не выдала...

— Смерть Черенкова была предопределена видением?

— Как будто...

— Это ваше единственное преступление?

— Если вы подразумеваете убийство — да. Гораздо страшнее то, что я был одержим бесом... Силы преисподней связывали со мной какие-то планы... А что касается убийц, их у дьявола предостаточно... Мне же предназначалась иная участь... Вам не понять, какие муки испытывает искренне верующий человек, ставший невольным пособником нечистого... Чтобы хоть как-то защититься от дьявольских соблазнов, я стал применять вериги... Но было уже поздно...

— Это вы подбросили мне письмо?

— Да... Зря вы не последовали моим советам... Хотя теперь это не имеет никакого значения. Я умираю... Болезнь послана мне в наказание за грех отступничества... Пусть бы кара обернулась искуплением...

— По-вашему, всё происходящее в Чарусе — козни дьявола?

— Для меня это действительно так... Но некоторые думают иначе...

— Куда вы дели вилы?

— Закопал в церковном подвале...

— В Чарусе есть и другие пособники дьявола? Я имею в виду равных вам по значению...

— Конечно... Выявить их не составит большого труда... Но сам дьявол непобедим... Уже завтра вы можете оказаться на его стороне, — глаза священника закрылись, и он задышал ровнее.

Матушка тихо вошла в комнату и сказала:

— Кажется, заснул. Не надо его больше тревожить.

На рассвете отец Никита скончался. В тот же день его участь разделили ещё несколько человек, в том числе и охотник, стрелявший в Кондакова.

Парамоновна, уже стоявшая одной ногой в могиле, неожиданно для всех выкарабкалась. Пошли на поправку и остальные сельчане. Страшков и Зинка Почечуева вообще не заболели. Валька Дерунова перенесла грипп на ногах.

Попрощаться с отцом Никитой явилось всего человек двадцать-тридцать. Остальные прихожане лежали в жару по печкам и постелям. О смерти своего пастыря многие из них даже не знали.

Несмотря на малочисленность похоронной процессии, гроб по традиции несли на руках. В одной из четвёрок вместе с Цимбаларем сошлись Кондаков, Страшков и заведующий мехмастерской.

Прощальную речь произнес Страшков. Смысл её, как всегда, был туманным и напыщенным.

— Коварная болезнь вырвала из наших рядов верного соратника, который благодаря своим замечательным личным качествам видел дальше и понимал больше, чем многие другие... Утрата тяжела, но я не стал бы называть её непоправимой. Поредевшие ряды сомкнутся... Провидение обязательно пошлёт нам человека, столь же достойного, как и почивший отец Никита... Именно эта надежда скрашивает глубокое горе друзей и близких.

Когда Страшков, очень довольный собой, отошёл в сторону, Цимбаларь вполголоса поинтересовался:

— Ваша замечательная эпитафия тоже имеет исторические аналогии?

— Совершенно верно, — кивнул Страшков. — Это вольное изложение некролога, опубликованного в журнале «Русское слово» по поводу смерти Дмитрия Ивановича Писарева.

— Скажите пожалуйста! — делано удивился Цимбаларь. — А как ведут себя ваши замечательные сыры? «Чеддер» созревает в срок? «Рокфор» не пересыхает?

— На этот счёт можете быть спокойны, — заверил его Страшков. — Судя по состоянию сыров, в ближайшем будущем каких-либо трагических событий не предвидится. Полгода-год мы проживём спокойно.

— За последнюю неделю это первая хорошая новость.

На поминках Цимбаларь и Людочка сидели порознь, но когда гости вывалили во двор подышать свежим воздухом — в избе уже топор можно было вешать, — случайно оказались рядом.

Громадное чёрное небо стояло над ними, и сполохи северного сияния уже не нарушали его покой, что являлось одним из признаков наступающей весны. Мириады звёзд взирали из космических глубин на землю, но сейчас они уже не казались такими далёкими и неприступными. В окружающем мире что-то неуловимо изменилось...

— Не надоело ещё дуться? — глядя себе под ноги, спросил Цимбаларь. — Может, помиримся?

— А разве мы ссорились? — девушка пожала плечами. — Просто мы разошлись во взглядах на важнейшие проблемы бытия... И теперь я постоянно мучаюсь вопросом: есть ли во всём случившемся какой-то смысл?

— Смысл, наверное, есть во всём... Тут многое зависит от нашей собственной точки зрения. Если же говорить о конкретных делах, то убийство Черенкова можно считать раскрытым. Правда, преступник ушёл от возмездия. — Цимбаларь сделал многозначительную паузу. — Но его изобличает орудие убийства, спрятанное в известном мне месте. Да и с другими «глухарями» проблем не будет. Достаточно тряхнуть трёх-четырёх человек, уже попавших ко мне на заметку.