Павел Комарницкий - Всё исправить

Да он, похоже, психолог, подумал Алексей, разглядывая грубую побелку потолка. Этакий журчащий, хорошо поставленный баритон, вязь слов просто усыпляет… Но с «взаимо» явно перебирает. Нельзя столько раз подряд использовать однокоренные слова в едином предложении… нелитературно это…

– Так я и не понял, в чем взаимовыгодность нашего с вами… гм… гипотетического сотрудничества. Вместо этого карцера вы предлагаете обширную комфортабельную камеру? Не впечатляет.

– Камеру?! – изумление и обида в голосе из динамика звучали совершенно натурально. – Да Бог с вами, Алексей Борисович! Этак вы, пожалуй, объявите, что и наш глубокоуважаемый президент является заключенным! Он ведь тоже повсюду перемещается в сопровождении личной охраны, и члены его семьи… Увы, статус вип-персоны предполагает некоторые ограничения…

Ну вот, подумал Чекалов, разглядывая грубый сварной шов на двери. Заставил человека, привыкшего к ясности и краткости, рассыпаться в несвойственных ему монологах. Ведь явно же мучается, то ли дело бы сейчас ему восседать за столом, а подследственный на стуле мнется… и задавленный страх в глазах, воспоминание об оцинкованном столике в камере… пока без инструментов, правда… Трудно ему. Предложить по сути нечего, и надавить как положено нельзя, уж больно деликатный случай… Однако, с прелюдией пора кончать. Как там в спектаклях – кульминация и развязка? Или сегодня только кульминация, а развязка уже завтра?

– Борис Львович, зачем так много слов. Все, что нужно для начала, это отпереть двери и извиниться за причиненное беспокойство.

Пауза.

– Сказать откровенно, вы ставите меня в несколько затруднительное положение, уважаемый Алексей Борисович, – в голосе динамика из отдушины теперь слышалось хорошо срежиссированное огорчение. – Однако позвольте маленький вопрос? Где сейчас находится ваша якобы умершая супруга?

А вот это он зря, подумал Алексей, катая желваки на скулах. Разумеется, он полагает этот вопрос убойным, просто наповал. Расколоть решил, стало быть… Как пацан-первоклашка, увлеченно пытающийся вскрыть случайно найденный артиллерийский снаряд при помощи молотка и зубила.

– Насчет «якобы» подробнее, пожалуйста.

– Да ведь это как раз я любопытствую насчет поподробнее, Алексей Борисович. Не спорю, свидетельство о смерти у вас имеется, и притом подлинное. А вот насчет свидетелей…

Голос свыше сделал многозначительную паузу.

– Так что там со свидетелями? – подбодрил Чекалов партнера по дискуссии.

– У доктора, принимавшего роды, случилась полная амнезия… впрочем, он потерялся и умер. Опознали его случайно и уже после смерти. Операционная сестра удачно вышла замуж за гражданина Австралии, и в ту Австралию, естественно, укатила. И вот буквально позавчера выясняется, что девушка утонула, ныряя с аквалангом где-то в коралловых рифах. Представляете?

Вот это новость, подумал Алексей. Ну хорошо, доктор… но ее-то за что? Или все банально – «не стой под стрелой», как пишут на башенных кранах?

– А с анестезиологом случилась и вовсе дикая история. Мыл себе человек окно, мыл-мыл… да и выпал. Бывает же такое!

Голос из динамика сделал эффектную паузу.

– Memento mori… – медленно произнес Чекалов. – Каждого касается.

– Воистину, воистину memento mori! – подхватил голос свыше. – И коснулось практически всех причастных, так сказать. Всех, кто видел… Патологоанатом жив, правда, но уверенно вспомнить детали не может. И на фотографии не опознал. Можете себе представить?

Алексей молчал, катая на скулах желваки. Та давняя, хорошо слежавшаяся боль уже всплывала, нет, уже не обжигая, как тогда – просто словно сильно ударили в сросшуюся кость… И вновь сквозь это ощущение проступила мордашка пацаненка, увлеченно колотящего по взрывателю молотком.

– Сказать откровенно, я восхищен, Алексей Борисович, – голос в динамике достоверно изобразил соответствующую интонацию. – Покопал я тут бумаги по Вольфу Мессингу, еще там парочке… куда тому Мессингу до вас!

Определенно психолог, подумал Чекалов, разглядывая заслонку «кормушки». Прямо капитан Жеглов из того кинофильма. Как там было-то… «накиньте шубку, здесь прохладно». Или там требовалось поднять с полу кошелек?

– Да, так на чем мы остановились?

– На том, что я много круче Вольфа Мессинга. И потому пора открывать дверцу.

– Железная логика! – хохотнул голос свыше. – Правда, изначально речь шла о фиктивной смерти вашей супруги, ну да бог с ним… может ведь тот патологоанатом иметь плохую память, верно? Но я вас вполне понимаю, тут дискомфортно. Хорошо, мы сейчас попробуем подписать пару бумаг…

– Это только осложнит вам задачу, – не слишком вежливо перебил Чекалов. – Видите ли, я хочу, чтобы ваша служба забыла о моем существовании. Раз-навсегда-совсем.

Долгая пауза. Наконец-то я его озадачил, подумал Алексей, разглядывая отдушину с телекамерой.

– Это невозможно.

– Это возможно, и вне сомнения будет исполнено. Вами, Борис Львович. И вы даже не подозреваете, по какому тонкому льду сейчас ходите.

Пауза.

– Любой другой, услышав угрозы, исходящие от человека, находящегося в вашем положении, просто рассмеялся бы…

– Угроза?! – искренне изумился Алексей. – Человек облил себя бензином и готов чиркнуть спичкой. Его хватают за руку, а он кричит о какой-то угрозе…

Пауза.

– Простите, вы уверены?

Чекалов вздохнул. Не понимает… Все-то нам, человекам, требуется объяснять наглядно. Похоже, без маленькой демонстрации тут не обойтись.

«Юля, Юль…»

«М?»

Он чуть улыбнулся. Ну надо же, до чего быстро человек ко всему привыкает. Как будто так и надо, бесплотный потусторонний голос откликается на ваш вызов…

«Я рада, что вам понравилось, мон шер ами» – бесплотный голос насмешлив.– «Но давай уже к делу»

«Пугнем маленько?»

«Можно. Он тут совсем рядом, с материализацией проблем никаких. Но ты учти, сегодня он действительно не может тебя вот так просто выпустить»

«Ну хорошо, хорошо. Я не сибарит, заночую тут»

«Ну что – начали?»

Он привычно сосредоточился, превращая мир в набор стеклянных цветных игрушек. Прозрачных насквозь и понятных до самого донышка.

Маленький стеклянный цилиндрик, прилепившийся в углу стеклянного куба, буквально исходил мешаниной электромагнитных импульсов, колких и колючих. К приборчику тянулся тонкий стеклянный шнур – провод – по которому импульсы бежали, бежали… ба, да вот же он, монитор, совсем рядом. И человек перед ним, удобно расположившийся во вращающемся кресле…

Человек протянул руку к графину, стоявшему сбоку, и резко отдернул. Вода в графине вскипела разом, стеклянная пробка вылетела и покатилась по полу с неожиданно громким противным звуком. Пару секунд сидящий ошалело таращился на посудину, исходящую паром, затем задергался, пытаясь вскочить. Кресло держало хозяина крепко.