Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

И мы пошли. Наш дом был крайним в деревне, дальше начинался лес. Впрочем, он и в деревне начинался, но его время от времени отпихивали, заливая траву травобоем, чтобы можно было относительно свободно передвигаться от дома к дому и особенно когда устраивали общие собрания на площади, то есть на большой поляне, свободной от кустов и деревьев. Правда, кроны их все равно сходились над ней куполом, и солнцу в безветренную погоду было трудновато пробиться.

Мы пошли в сторону от деревни. Нава торила тропинку, ориентируясь по своим особым приметам.

— Ты запоминай, запоминай! — требовала она. — Как от дому отошел, сразу идешь вот к этой старой ели, видишь, какой у нее ствол изогнутый? У елей так редко бывает, поэтому легко запомнить.

Я и запомнил, кажется.

— А от ели в левую сторону, ну, в которой сердце стукотится, во-он к тому дубу коренастому. Ты на другие деревья-то не обращай внимания, а только на те, что я тебе показываю, а то в голове все перепутается.

— А чего это они? — опешил я, увидев, как чуть сбоку от траектории нашего маршрута три дерева неопределенной породы (я вообще в породах деревьев слабо разбираюсь) вдруг присели, изогнувшись стволами, словно по «большому» нужду справить решили, да так и застыли, почуяв нас.

— Я ж говорю, не отвлекайся, — возмутилась проводница. — Голова кругом пойдет… Это прыгающие деревья, прыгать собрались, да передумали. Она не любят, когда за ними наблюдают. Осторожные. Ведь такое дерево, пока оно не укоренится, легко свалить и пустить на распил и хозяйственные надобности. У нас есть охотники за прыгающими деревьями. Занятие опасное, но почетное. Только мне не нравится. Если мы их валить будем, то они от нас совсем упрыгают. А это нехорошо. Это не только наш лес, но и их. Вполне можно и без прыгающих деревьев прожить. Мне кажется, просто мужикам скучно жить становится, вот они дурью и маются… Отвернись, не смотри!

Однако это было превыше моих сил. Я так и выворачивал голову, пока оставшиеся в полуприсяде прыгающие деревья не скрылись из поля зрения. Прыжка их я так и не увидел, только громкий шорох вскоре послышался с той стороны.

— Насмотришься еще, — пожалела меня Нава. — У нас это дело обычное. Если сильно не шуметь и спрятаться, так и увидишь прыжок. А мы, женщины, с ними и разговаривать умеем, можем попросить спрятать, например.

— Как это? — удивился я.

— А любить надо уметь, — посмотрела мне в глаза с вопросом Нава.

— Научи…

— Научу, — пообещала она.

Одежные деревья росли, оказывается, совсем недалеко. Оно и понятно — не набегаешься, если далеко. Но если и совсем рядом, так любой может использовать. В этом деле в деревне был порядок: каждой семье выделялись свои одежные деревья, чтобы друг к другу привыкали. Наве тоже выделили те, что остались от семьи, жившей в ее нынешнем доме. Жену мертвяки унесли, а муж за ней отправился и не вернулся.

— Мне их долго приручать пришлось, — объяснила Нава. — Сначала не хотели слушаться. Но за тебя я попрошу. Коснись их ладонями…

Я положил ладони на гладкий ствол. Ощущение от него было не совсем древесное, а будто слегка живое, то есть животное, — живое-то все, и растения тоже.

— И я рядышком, — прикоснулась к стволу двумя руками она и сообщила: — Это мой муж, мы с ним теперь вместе будем тебя просить нас одеть, ты уж не отказывайся. Он хороший, молчит много, но все равно хороший, ты его и без слов почувствуешь. Ты же тоже молчишь, только шелестишь. Так и Молчун шелестит, я чувствую. Он похож на тебя… А ты, Молчун, представь себя деревом, представь, как сливаешься с этим стволом, как по тебе из земли соки поднимаются, а сверху солнышко греет.

Хорошее пожелание. Странно, но меня оно не удивило. Я знал, что умею перевоплощаться и представлять себя: хушь камнем, хушь бревном, а деревом и подавно, покачаться на ветру очень даже приятно. Вдруг мне показалось, что руки проваливаются в ствол, а за ними и все остальное. Щекотно стало под кожей, и впрямь будто соки древесные по мне потекли.

— Ну-ну! Ты не увлекайся! — пресекла мое вживание в роль Нава. — А то уродом станешь — не то человеком, не то деревом… Что-то ты слишком быстро с ним сроднился, — насторожилась она. — Может, ты и на самом деле урод?

— Ну вот, — я сделал вид, что обиделся, — то говоришь, что красивый, то вдруг — урод.

— Так не в красоте же дело, Молчун! — воскликнула Нава. — Если б дело в красоте, то да, но дело не в красоте. Урод тоже может быть красивым, как дерево или цветок, даже как человек. Все может быть красивым. А урод означает, что он не уродился таким, каким должен был уродиться: человеком, или деревом, или крокодилом, а уродилось незнамо что. Потому и уродом кличут, что не уродилось. А красивым, что ж, красиво — это совсем другое.

— А кто меня знает? — пожал я плечами. — Может, и урод. Ведь не совсем такой, как вы, или совсем не такой.

— Да нет, на урода ты не похож, — почему-то решила она. — От тебя дух человеческий идет, а от уродов я не знаю, какой дух идет, я к ним близко не подходила. Хотя и видела несколько раз, но лучше бы не видела — потом сны плохие снились. Ты лучше не будь уродом, потому что на урода ты не похож.

— Сама же сказала мне представить себя деревом, — улыбнулся я.

— А ты и обрадовался — так представил, что чуть было не стал им.

— А я что, правда в ствол провалился или мне показалось?

— Не ты провалился, а оно тебя признало, — непонятно объяснила Нава. — Но это и хорошо — теперь оно будет для тебя одежду растить. Не думала я, что так быстро у тебя получится. Ты все-таки, наверное, наш, лесной, хотя и с неба свалился. Может, ты на дерево влез и оттуда свалился? Нет, Колченог говорит, что точно летающая деревня пролетала и ты оттуда… А может, ты урод из летающей деревни?.. Нет, ты мой муж. Поэтому уродом быть не можешь, — окончательно решила Нава, твердым тоном закрыв вопрос. — Дерево тебя приняло. Давай заниматься одеждой. Это очень просто: надо представить одежку, какую ты хочешь получить от дерева, и послать ему ее образ. Только представлять надо подробно, а то получишь, например, штаны без дырок для ног. Со всех сторон надо представлять. Лучше всего представить, как ты ее надеваешь на себя… И руки на стволе держи, чтобы оно тебя чувствовало, как себя. Только проваливаться не надо.

А я давно уже представил то, чего хочу от дерева. Лежал на своей лежанке и конструировал. Это занятие показалось мне знакомым. Видать, в прошлой жизни, которую я не помню, мне доводилось им заниматься. Правда, чаще видения рисовали мне Наву, срывающую с дерева результат моих фантазий. И дерево я представлял не совсем таким, но не очень далеко от реальности. Дерево оно и есть дерево: ствол, ветви, листья или иголки. У этого не было ни листьев, ни иголок, а только почки или что-то типа почек. Откуда-то должно вылазить…