Александр Громов - Человек отовсюду
Оказалось – был прецедент. Несколько лет назад в Преисподней и сопредельных колониях орудовала банда, имевшая в своем распоряжении вертолеты и летающие платформы. Полицейские силы Межзоны уничтожили банду, но осталось неизвестным, кто покровительствовал ей «наверху» и вырвана ли зараза с корнем. Я начинал догадываться о возможной подоплеке подпольной возни в Преисподней.
Но это были лишь догадки. Эдгару требовались доказательства. Запись моего разговора с Овечко его не устроила бы: во-первых, в ней содержались лишь намеки, и толкуй их как хочешь, а во-вторых, подделать такую запись ничего не стоит. Но как добыть нечто более существенное?
Первое время я добывал себе только головную боль, пытаясь вникнуть в мои многочисленные новые обязанности. Начальник департамента входил в административный совет колонии и больше царствовал, чем правил, его первый заместитель свалился с пятнистой горячкой и шел на поправку так медленно, как будто собирался окончательно выздороветь лишь ко дню своей естественной смерти. Мне, что называется, пришлось брать с места в карьер.
Документы, документы, документы… Ломающаяся техника, пьяная и ленивая рабочая сила, фальшивая маркшейдерская съемка, приписки, чудовищная уйма добра, якобы потонувшего в болотах, сорок с лишним штук антиграв-катеров, пропавших неведомо куда… Бестолковщина. Сюрпризы сельвы. Варварская добыча ископаемых. Наказание невиновных и поощрение непричастных. Зато департамент так и кипел, ежеминутно разражаясь новыми документами. Ни один клянущий несносную жару клерк не сидел без дела. Не смешно ли, когда энергия сотен людей идет почти исключительно во вред делу?
Смешно – если глядеть на это со стороны, а не изнутри.
Я чувствовал, что настоящее гиблое болото лежит не за пределами Эстели, а находится здесь, в департаменте, и подозревал, что вся организация управления колонией построена не лучше. Будь я помоложе, имей я широкие полномочия и безоговорочную поддержку руководства – ох, и поломал бы я к чертям свинячьим всю эту систему! И не более чем за год построил бы на ее обломках новую, компактную и эффективную. Добыча металла, чуть «просев» в первый год, в дальнейшем резко возросла бы.
Не мое это было дело, не для того меня перевели в Геологический департамент, но я все же сунулся к начальству с кое-какими предложениями. Результатом был следующий разговор:
– Гм… очень интересно. Полагаю, со временем мы это используем.
– Что мешает сделать это прямо сейчас?
– Несвоевременно… – Начальник департамента, большой и вальяжный, как морской слон, и наделенный таким же вислым носом, чуть заметно улыбнулся. – Не стану темнить, Овечко дает тебе прекрасную характеристику, он утверждает, что мы можем на тебя рассчитывать. Ты еще не вполне наш, но ты станешь нашим, когда уяснишь себе кое-что. В этом мы тебе поможем. Пока же могу сказать тебе следующее: твои предложения пригодятся нам… чуть позже. А твоя голова и твоя энергия будут нужны уже скоро. Понятно?
– Не вполне.
– Скоро в Новом Сальвадоре произойдут события. – От улыбки начальник департамента стал еще больше похож на морского слона. – Мы рассчитываем, что ты примешь в них… э-э… посильное участие. Об этом пока… э-э… не надо распространяться, и торопить их совсем не надо. Потом – карт-бланш. – Он обвел рукой кабинет, как бы намекая на то, что со временем сие помещение может стать моим. – Потом – широкие возможности и совсем другой уровень компетенции… со всеми вытекающими. Но потом. Пока же – молчок. Теперь понял?
Просто кивок в ответ. Без слов. Меня покупают, я продаюсь, что тут такого? Ведь я давно хотел этого – была бы предложена хорошая цена и не были бы дохлыми шансы на успех дела. Образ простой и понятный каждому, включая морского слона.
Ничего конкретного опять-таки не было сказано, и ответов на мои вопросы я не получил. Бессловесная грудастая модель примитивного образца, положенная мне по должности, молча недоумевала, глядя на меня влажными коровьими глазами: почему это господин оставляет ее неудовлетворенной? Почему, придя со службы заполночь, он принимает душ, а потом не тащит ее, на все готовую, в койку? Почему вместо этого он подолгу сидит, уставившись в одну точку, или рисует на бумажке непонятные схемы, причем только для того, чтобы затем порвать бумажку в мелкие клочья и сунуть в утилизатор? Я относился к бедному глупому феминоиду не лучше, чем какой-нибудь древний султан относился к самой нелюбимой из наложниц, разве что не приказывал казнить или сечь до беспамятства. Право же, это существо не заслуживало такого отношения, но у меня просто не было времени.
Тем временем полицейские, пограничные и охранные подразделения колонии проявляли несвойственную им активность. Военно-воздушные силы с успехом провели маневры; в них, между прочим, участвовали три эскадрильи антиграв-катеров – не тех ли самых, которых недосчитался наш департамент? В них вообще участвовало все, что летает, – боевые флайдарты, боевые и транспортные платформы, вертолеты всех типов и даже подобный утюгу шаттл-грузовоз. Среди рабочих кто-то распространял листовки, живописующие их убогую жизнь и пока что просто вопрошающие: «Что дальше? Вас это устраивает?» Появились неуловимые агитаторы, намекавшие на то, что жить можно гораздо лучше, даже в колонии. Никто бы не подумал, что листовки и агитация – дело рук администрации. А она просто намеревалась оседлать волну.
И все равно я не видел перспективы в вооруженном восстании против метрополии. Восстать-то можно, а что дальше? У себя на Тверди мы увидели, что бывает дальше, а ведь наш вариант был еще не из худших. Я вновь и вновь спрашивал себя: неужели заговорщики не понимают таких простых вещей? Ни Овечко, ни Морской Слон не показались мне простодушными энтузиастами…
Истина маячила где-то рядом. Но – не давалась в руки.
Глава 8
Отбившееся от стаи облачко мертво зависло в мутно-горячем небе. Оно никуда не двигалось, не росло и не таяло. Облачку было лень заниматься хоть чем-нибудь.
Даже сельва, вечно шевелящаяся, непрерывно пожирающая сама себя и тут же возрождающаяся, – и та притихла. Прилив миновал, примитивная плоть побесилась и успокоилась, замерли подвижные растения, затаились болотные гады. Панцирные твари заякорились за деревья или легли на дно. Скользящие лианы лишь вяло шевелились, делая вид, что их совсем не интересует пища. Пройдут часы, а если повезет, то даже дни, и все изменится, но пока сельва притворялась миролюбивой. Такое время – самое безопасное и самое продуктивное для работы «в поле», разве что охраннику скучно торчать в катере без дела. Но охранники на это не жалуются. А ты – наплюй на график, подбадривай себя стимуляторами, работай столько времени, сколько нужно, и сделай столько, сколько успеешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});