Журнал «Если» - «Если», 2002 № 03

Андрей Щербак-Жуков,

аспирант кафедры сценарного мастерства ВГИК

Почему вы не даете статей о Ю.Петухове — любимом авторе многих простых россиян? /Евгений, по интернету/

«…Но вы-то, товарищ Ойра-Ойра, и вы, Федор Симеонович, вы же простые русские люди!

— П-прекратите демагогию! — взорвался, наконец, и Федор Симеонович. — К-как вам не совестно нести такую чушь? К-какой я вам п-простой человек? И что это за словечко такое — п-простой? Это д-дубли у нас простые!..» А если серьезно, то «Если» — журнал литературный, и о произведениях, имеющих к литературе слишком отдаленное отношение, мы не пишем.

В статье о творчестве Андрея Саломатова (№ 9, 2001), прочитал, что писатель собирается оставить «взрослую» литературу и полностью посвятить себя детской фантастике. Это правда? /Алексей Пискунов, Орел/

Андрей Саломатов: Действительно, время от времени я обещаю себе больше не писать для взрослых. Но это дело настроения. В ближайшее время должна выйти моя новая книга «для взрослых». Наверное, что-нибудь и из «взрослой» фантастики напишу, и читатели «Если» об этом узнают первыми. Пока же у меня вышли две новые детские книги — завершающая повесть из сериала про робота Цицерона и повесть в жанре детской фэнтези «Черный камень».

Года четыре назад у вас была очень интересная рубрика. Вы объявляли писателя и предлагали читателям задавать ему вопросы. А потом печатали интервью. Я не только с большим интересом читал ответы, но и сам присылал вопросы. Сократив рубрику, вы лишили меня возможности общаться с писателями так, как хочется мне, а не вам! Зачем вы это сделали? И нельзя ли ее восстановить? /А.Горохов, Челябинск/

Не горюйте вы об этой рубрике — ни одна из них не живет вечно. Они появляются, какое-то время существуют и даже плодоносят, а потом умирают, давая место новым. Так произошло и в данном случае: читатели поначалу живо откликнулись на наше предложение, затем количество писем стало уменьшаться, пока не дошло до той точки, когда — связное интервью уже не сделать. Что же касается общения с писателями, то разве мы против? Пожалуйста, задавайте любые вопросы по поводу произведений или замыслов, высказывайте свою точку зрения, и мы непременно свяжемся с автором. Собственно, для этого редакция и открыла рубрику «Фантариум». Пишите — и будете услышаны!

Из коллекции ответственного редактора по фантастике издательства «Центрполиграф» Василия Мельника

Зрелище было ужасное, но успокаивающее.

Он сказал это, возбужденно жестикулируя куда-то себе за спину.

Ее глаза тревожно оглядывались назад.

Когда они доехали до станции, с него потребовали вылезать.

Пальцы ее защекотало от желания перенести это величие на холст.

Он был тяжело ранен в грудь и в руку, причем именно в такой очередности.

Сюда был сослан митрополит Филипп Колычев, задушенный в своей келье в 1569 г. Малютой Скуратовым.

Утром я с непонятной целью оделась.

Он сделал лицом так, словно неуверенно пожал плечами.

Такие мысли наполнили его опустошением.

Он крепко прижал ее к себе, мешая продолжать драться.

Гнилые стропила, балки, доски вдоволь зияли на крыше дома, образуя на себе не только естественную плесень и грибок, но и в некоторых местах самые что ни на есть настоящие грязно-коричневые грибы, напоминающие своим видом поганки, чем, впрочем, они и являлись.

Не открывая глаз, он потянулся и сел, осматриваясь.

Врач стал работать резиновой грушей.

Он громко хрюкнул непонятной частью тела.

Он был в трусах и в белой рубашке, из-под которой красовались две загорелые, предательски сексуальные конечности.

В ее глазах горела то ли ненависть, то ли нет. Его голова в бешеном самозабвении моталась мертвыми петлями.

Его зубы имели дефекты и просились в руки опытному дантисту.

Он сделал руками выгонятельный жест.

Он деликатно поколотил в дверь.

Она ударила его изо всех своих слабых женских мощей.

Хорошо бы предупреждать о своих планах предварительно, а не своевременно.

Крупным планом на картине находилась морда свиньи.

Повсюду валялись отбитые острые углы.

Она была крайне побеждена.

Она проговорила это полным банана ртом.

На поле боя уже не осталось воинов, живых в человеческом смысле.

Люди упали там же, где их застигло падение.

Воспоминания

Геннадий Прашкевич

Малый бедекер по НФ, или Повесть о многих превосходных вещах

Мы продолжаем публикацию литературных воспоминаний отечественных фантастов. Новосибирский писатель, поэт, переводчик и историк фантастики Геннадий Мартович Прашкевич принадлежит к «золотому» поколению «шестидесятников», его дебют в НФ — рассказ «Остров туманов» — пришелся на знаменательную для НФ дату, 1957 год. С тех пор из-под его пера вышло немало замечательных книг (не только фантастических), среди которых «Разворованное чудо» (1978), «Пять костров ромбом» (1989), «Записки промышленного шпиона» (1992) и другие. Геннадий Мартович известен еще и как остроумный рассказчик, кладезь забавных историй. Поэтому то, с чем вы сейчас познакомитесь, трудно назвать мемуарами, скорее, это «записные книжки» писателя, активного участника литературного процесса, ученика, соратника, друга многих известных писателей, чьи голоса вы услышите.

Первой книгой, которую я прочел от корки до корки, была «Цыганочка» Сервантеса («Academia», 1934). Не «Коза-дереза», не «Конек-горбунок», не «Три медведя» — весь этот доисторический извращенный модернизм, а настоящая толстая солидная книга. Мне только что стукнуло пять лет, «Цыганочке» шло далеко не первое столетие. Разница должна была сказаться.

Она и сказалась.

К тому времени я уже знал, как читают взрослые. Нацепляют на нос очки, шевелят губами, перелистывают страницы. Весь мир, считал я, вечерами надевает очки и при колеблющемся неровном керосиновом свете читает «Цыганочку» Сервантеса. Я тоже стал шевелить губами и важно перелистывать страницы. Буквы я уже знал и умел складывать слова, но тут слова во что-то осмысленное не складывались. Часа через два все же до меня дошло: кайф настоящего чтения как раз в том, что в книге (если это настоящая книга), в принципе, нельзя понять ни слова!