Андрей Егоров - Заповедник

– Возжелали роскоши, команданте? – осведомилась принцесса.

Рикраарте свел вместе три лапы, что, по всей видимости, было у ретлианцев признаком раздражения.

Кияшов неожиданно засуетился:

– Милая има, а на танк, скажем, нельзя поставить такой ускоритель? Или на самолет-истребитель? Если так – они ведь поставят…

Новицкий часто замигал шишкой – не иначе жаловался на Кияшова, хотя Рикраарте и сам мог узнать смысл его реплики от автоматического переводчика.

– Такие ускорители уже известны нашим врагам, – объяснила принцесса. – Только мы умеем делать их миниатюрнее и бесшумнее. На танке, согласитесь, размеры двигателя имеют не слишком большое значение, а шум – тем более…

– А как же скрытность и компактность? – удивился Кияшов.

– Компактность танку не нужна. Было бы побольше брони. А скрытность – не от шума, а от излучений. Если бы можно было экранировать все излучения…

– Так продавайте! – предложил старпом. – Горько, что такая молодая и красивая аурелианка, в высшей степени достойная, погибнет во цвете лет! Можете даже никого из нас с собой не брать… Главное, чтобы вы уцелели.

– Эй, вы за всех не расписывайтесь! – взвизгнул Коля Сумароков. – Оно-то хрен редьки не слаще, но я бы лучше обратно к аурелианам подался. Там хоть кормили посытней.

– Ага, Коля хочет, чтобы его препарировали! – захохотал Яловега. – И ты, Кондратьич, наверное, мечтаешь, чтобы иноземная принцесса сама тебя вскрыла? Своими лапками? Если уж другого у вас ничего не получается?

Кияшов зарычал и бросился на Яловегу, но тут же схлопотал заряд из парализатора и плашмя растянулся на пупырчатом металлическом полу.

– Вести себя пристойно! – рявкнул Новицкий. – И этого дефективного не обижать!

– Сам ты дефективный, – отозвался Яловега. – Я, между прочим, в тебе совсем разочаровался, Новицкий. Думал, ты мне друг. А ты портянка.

– Чего-о?

– Даже пословицу русскую не помнишь. И кто из нас после этого дефективный? Ты и есть из нас самый дефективный. Да ещё с секретом, который у тебя изо всех щелей сочится.

– Молчать! – прорычал Новицкий. – Я тебя заставлю заткнуться, червяк ты земляной… – Он внезапно осекся и оживленно о чем-то заговорил с команданте с помощью знаковой системы и помаргиваний шишкой. – Все… все… – выдавил он затем по-русски. – Рот зашил. – На Яловегу штурман больше не обращал внимания, уставился в пол и молчал пришибленно.

– Эй, Новицкий, ты чего? – поинтересовался механик.

Штурман на призыв никак не отреагировал.

– Эй ты, баран по фамилии Новицкий. У тебя ума с гулькин хрен. – Яловега засмеялся, довольный собой донельзя.

Штурман только вздохнул, продолжая глядеть в пол. По всему было видно, как ему хочется учинить расправу над бывшим приятелем и собутыльником, но приказ есть приказ.

– Мы ждем вашего решения, – напомнил команданте Рикраарте. Переводчик воспроизвел его слова медленно, издав вместе со словами какой-то скрип, похожий на тот, какой бывает в машинном отделении космолета, когда механики забудут смазать потолочный маховик главного разгонного механизма.

– Дайте мне время на размышления, – ответила принцесса.

– Сколько времени потребуется, чтобы принять решение? – спросил ретлианец.

– Пару дней, я думаю…

– Да чего тут думать? – вмешался Кияшов, приподнимая голову от пола. – Отдай ты им этот распроклятый ускоритель! Пусть подавятся.

Има Галут бросила на старпома гневный взгляд:

– Мне нужно два дня.

– Хорошо, – согласился команданте после короткой паузы, – у тебя есть два дня. Не больше. Мы же пока будем вести переговоры с Ледяной планетой. Возможно, твое решение и не потребуется.

По команде Рикраарте ретлианцы синхронно развернулись и покинули место содержания пленников. Новицкий шагал в толпе новых сородичей, по-прежнему глядя в пол.

– На что ты надеешься? – спросил Кияшов у принцессы. – Мы ведь в ловушке. Иначе тебе не спастись. Только отдав им ускоритель.

– У нас будет два дня, – сказала има Галут, – за это время может что-нибудь произойти. Возможно, меня найдут.

– Оставь ты эти пустые надежды, за два дня ничего не изменится, – старпом махнул рукой, – только оголодаем окончательно. Одним мхом питаться. Это же просто курам на смех. Протеиновый этот мох или витаминовый, а я лично мяса хочу.

– И я хочу мяса, – откликнулся Яловега и обернулся к Сумарокову: – Может, съесть тебя, Николай? Я тут на особом положении, мне все простительно!

Коля прижался к стене и захлопал глазами. От ужаса он не мог даже закричать.

– Да не бойся ты. – Механик отвернулся. – Пошутил я. Чего у тебя лопать, когда ты – одна кожа и кости. То ли дело кое-кто мохнатый… – Он повернулся к аурелианской принцессе.

– Я тебя точно убью! – взревел Кияшов, пытаясь подняться. – Что ж ты за сволочь такая?

Но встать старпому не удалось. Яловега, понаблюдав за его тщетными попытками, подошел и плюнул Евграфу Кондратьевичу на ногу. Делакорнов собирался вступиться за Кияшова, но его опередила има Галут. С яростным шипением она бросилась к Яловеге и ударила его в шею. Не очень сильно, зато эффективно. Кирилл Янушевич только охнул и растянулся на полу рядом со старпомом. Руки и ноги у него свело судорогой, и он завизжал, как идущая на корм для скота норнорская трава Манюшка.

Эта трава семейства злаковых полукультурных отличалась отвратительным качеством орать в те минуты, когда ей угрожала опасность или ей казалось, что обстоятельства сложились не в ее пользу.

– Его слюна ядовита? – поинтересовалась принцесса у Инны, поглядывая на механика с опасением.

– Яловегина? – переспросила Инна. – Разве что чуть-чуть…

– Тогда срочно нужна хоть какая-нибудь тряпка! – воскликнула принцесса и повернулась к Химелю. – Вы должны поделиться со мной своим платком!

– Зачем? – изумился Михаил Соломонович.

– Стереть яд с конечности вашего товарища! Не стойте же столбом – помогите мне перенести его на койку!

Кияшов, который прежде разговаривал весьма сносно, только двигался с трудом, сделал вид, будто ничего не слышит. Но лицо его так и засветилось счастьем. Еще бы – «его» принцесса решила о нем позаботиться!

Общими усилиями старпома взгромоздили на койку. Евграф Кондратьевич благодарно хрюкнул и с обожанием уставился на принцессу, има Галут присела рядом с ним.

– Вы стойкий человек! – сказала принцесса. – Если бы мы были с вами одного вида… что ж, тогда, может быть, вы и могли бы рассчитывать на мою благосклонность. – Слова она выговаривала с трудом, подобное откровение явно далось ей нелегко. – Но разделяющая нас пропасть слишком глубока…