Дин Кунц - Улица Теней, 77

Из сумрака, царящего в прежнем женском туалете, через открытую дверь, висящую на ржавых петлях, Свидетель наблюдал, как высокий мужчина — кто-то назвал его Бейли — убивает Опустошение, которое развивалось в теле слепого мужчины. Этот Бейли явно сожалел о том, что приходится убивать человека, которого они называли Хулиан, но действовал решительно и без малейших колебаний, как и в тот момент, когда прострелил голову напавшему на Хулиана.

Обитатели «Пендлтона», жившие в особняке раньше, прибывали сюда безоружными. Но, как минимум, четверо из нынешних путешественников во времени имели при себе пистолеты на момент перехода. Свидетель сделал вывод, что это напрямую связано с резким повышением уровня насилия в обществе за последние сто четырнадцать лет, и предположил, что у этой команды шансов на выживание больше, чем у тех, кто побывал здесь до них.

Они уже расстреляли несколько мониторов охранной системы, которые все еще функционировали. И Свидетель по беспроводному микрофону отдал команду отключить оставшиеся мониторы, хотя и понимал, что решение это идет вразрез с поставленной перед ним задачей: собирать и накапливать информацию. Опустошение все равно продолжило бы охоту за ними, но, возможно, не столь эффективно.

С этим четвертым загадочным переходом, произошедшим за 114 дней по времени Свидетеля, он имел основания предполагать, что его роль может отличаться от аналогичных ситуаций в прошлом. Располагал доказательствами — смотрел на них здесь и сейчас, — что девяносто минут этого перехода могли стать самыми важными полутора часами в истории мира. Оставалась семьдесят одна минута, и больше всего он боялся, что допустит ошибку и не сумеет гарантировать, что это мрачное будущее никогда не наступит.

Доктор Кирби Игнис

Стоя у тела Хулиана Санчеса, уже наполовину прошедшего ликантропическую[42] трансформацию, Кирби Игнис ощущал глубочайшую тревогу. Впервые за пятьдесят прожитых лет увиденное до такой степени потрясло его, что мысли скакали, перепрыгивая от исходных данных к заключению, к следствию, к новым исходным данным, от множества выводов к нескольким гипотезам, одна удивительнее другой, перебирали различные варианты объяснений с такой скоростью, что он не мог их адекватно оценить и выбрать план действий. Как же ему хотелось очутиться в своей скромно обставленной квартире, с аквариумом, итальянской оперой, исполняемой на китайском, с чашкой зеленого чая. Но в этом «Пендлтоне» такие естественные желания не выполнялись, и ему требовалось взять мысли под контроль, перевести с галопа на легкую рысцу.

Он видел страх в Томе, Падмини, Сайлесе и Бейли, но в каждом случае этот неприкрытый, интуитивный ужас удерживался в узде, потому что жизненный опыт и достижения этих людей научили их важности самоконтроля. Страх Кирби качественно отличался от их страха, менее эмоциональный, можно сказать, холодный, если их страх считать горячим, более интеллектуальный, потому что он обладал знаниями, позволяющими понять, откуда взялся мир, в котором они все очутились. Он мог бы поделиться с ними этими знаниями, что позволило бы лучше оценить потенциал угрозы, с которой они столкнулись. Но при всем уважении к ним, боялся, что после его слов контролируемый ужас перейдет в панику и риск для всех них только возрастет.

Том Трэн повернулся к Бейли.

— Вы сказали, мистер Санчес превращается в оружие?

Бейли указал на мутирующее тело слепца.

— Вы сами это видите.

— Оружие изготавливают. Кто может сделать такое оружие?

— В том мире, откуда мы пришли, никто. Кто-то живший после нас и до этого будущего.

Том покачал головой.

— Я хотел сказать… почему кто-то сделал такое оружие? Есть люди в этом мире, которые могут сделать такое?

— Какие люди разработали атомное оружие? — спросил Кирби. — Совсем не монстры. Они руководствовались благородным мотивом — закончить Вторую мировую войну, сделать войну такой ужасной, что она станет немыслимой.

— Мы знаем, как хорошо это сработало, — вставил Бейли.

Кирби кивнул.

— Я просто говорю — давайте не искать в этом инопланетян. Эти существа из нашего нынешнего прошлого, а не с другой планеты.

— То, что напало раньше на мистера Санчеса? Оно было… мисс Холландер? — спросила Падмини.

— Я увидел что-то от нее, — признал Сайлес. — Думаю, да.

— Я уверен, что это была она, — согласился Бейли. — Раньше была.

— Тогда в доме есть еще один монстр, — глаза Падмини широко раскрылись. — Тот, что укусил мисс Холландер, изменил ее. И он по-прежнему где-то здесь.

Уинни

В квартире Гэри Дея, когда чудовище пролетело под ним по комнате, Уинни чуть не обратился в камень на второй ступеньке снизу. Ползающих, копошащихся, извивающихся тварей он с трудом, но терпел. За годы научился подавлять страх перед насекомыми, подбирая их, держа в руке, изучая. Жуков, гусениц, уховерток, пауков — но только не коричневых, потому что они могли оказаться пауками-отшельниками,[43] яд которых вызывает некроз тканей. Он никогда не боялся крылатых существ, даже летучих мышей, но существо внизу, пусть даже его тень, размерами существенно превосходило летучую мышь, выглядело достаточно большим, чтобы унести в когтях кокер-спаниеля, а то и немецкую овчарку. Уинни весил гораздо меньше немецкой овчарки. Об этом стоило призадуматься.

С другой стороны, он не мог простоять всю жизнь на второй снизу ступеньке. Незавидная получилась бы жизнь, сколько бы она ни длилась. Он подумал о мальчиках из книг, которые он читал, об их готовности к приключениям. Подумал о Джиме Найтшейде из романа «Что-то страшное грядет», всегда убегающем в ночь, один или со своим другом Уиллом. Конечно же, если тебя зовут Джим Найтшейд,[44] с храбростью проблем быть не может. Если же все зовут тебя Уинни и ты только недавно — и с большим запозданием — узнал, что Санта-Клауса не существует, тебе приходится стоять на этой ступеньке, с пересохшим ртом, убеждать себя, что ты не собираешься надуть в штаны, твердить, что ты, несмотря ни на что, в душе храбрец.

Бессловесное пение Айрис все-таки заставило Уинни спуститься с лестницы в комнату нижнего этажа. Если раньше в этом мелодичном, но жутковатом голосе ему слышался плач мертвой девочки с грязью на зубах и стенания куклы-чревовещателя с ножами в руках, то теперь Уинни уловил меланхолию и даже отчаяние. Он чувствовал, что его долг — поддержать Айрис. Не знал, почему он у нее в долгу, но не сомневался, что обязан поступить именно так. Возможно, по той причине, что других детей, кроме него и Айрис, в «Пендлтоне» не было.