Виталий Вавикин - Желание верить (сборник)

Но проект не заработал. Ожидания остались ожиданиями. Искусственный интеллект работал без отдыха, но результаты этой работы сильно расходились с теми, которые были запланированы. Все открытия не подходили людям, не могли быть использованы ими. И.и. анализировал полученные данные и создавал то, что считал пригодным. Пригодным для себя…

2

– Какие заверения вы можете дать, что проект «Пифагор-2» не станет очередным провалом? – долетел из толпы корреспондентов очередной вопрос.

Лари Вудгейт отыскал корреспондента взглядом, откашлялся.

– Может быть, проще признать, что от И.И. нет никакого прока? – опередил его новый вопрос.

Вудгейт снова откашлялся, но тянуть с ответом на этот раз не стал.

– Может быть, вы и правы, – сказал он корреспонденту, улыбнулся, услышав прокатившийся по толпе ропот растерянности. – Возможно в проекте «Пифагор» от искусственного интеллекта и нет прока. Он машина и думает, как машина. Но если мы сможем заставить его считать себя человеком…

Пауза и новый ропот растерянности. Лари Вудгейт снова улыбнулся и начал рассказывать, что новый проект предполагает построенный мир, аналогичный современному миру, но заселенный множеством И.И., которые считают себя учеными, писателями, архитекторами.

– Они будут жить так же, как мы, так же, как мы работать, но в отличие от нас каждый житель их мира будет гениален, и каждое творение станет шедевром, который мы принесем в наш мир, повторим его здесь…

3

Мир расцвел. Человеческий мир. Реальный. Мир жизни и надежд. Мир гениев и никчемностей. Мир глупости и знаний. В первый год существования проекта «Пифагор» открытия И.И. равнялись открытиям обыкновенных людей. На втором году чаша весов качнулась в пользу искусственного интеллекта, а спустя пять лет открытия людей составляли лишь жалкие пару процентов от общих открытий проекта «Пифагор». Это была победа. Победа мысли. Победа Лари Вудгейта.

4

– Но что будет дальше? – спросил Вудгейт своего помощника на восемнадцатом году существования своего проекта.

Он держал в руках толстую папку общей отчетности. За последние годы открытия людей составили 0,0043 процента от открытий «Пифагора». Искусственный мир бежал в будущее, летел, мчался со скоростью света.

– У нас уже не осталось ученых, способных успеть за подобным прогрессом… – тихо говорил Вудгейт, – не осталось художников, писателей… Да мы все, словно дети в сравнении с «Пифагором»…

5

Последующие пять лет Вудгейт потратил на то, чтобы снизить активность своего проекта, притормозить его. Вариантов было много: от вируса до полной остановки «Пифагора», но Вудгейт решился лишь на одну – создать в проекте еще один И.И.. Создать разум, который будет повторять его самого – Вудгейта. Разум, у которого будут его проблемы. Но разум, который сможет решить их…

Но трюк не сработал. «Пифагор» создал в своем мире еще один «Пифагор». Создал методом проб и ошибок. Создал и замер, повторяя судьбу сотворившего его мира – мира людей. Вудгейт наблюдал за этим, проверял отчеты об исследованиях. За десять лет процент открытий людей в сравнении с «Пифагором» возрос до 1,32. Первыми очнулись от отчаяния художники и писатели, следующими стали архитекторы и астрономы. Снова открывались институты, школы искусств… Мир распускался… Мир людей. Но вместе с ними начинал распускать и «Пифагор», обманывая свой собственный проект.

6

Несколько раз, особенно в последние годы своей жизни, Вудгейт порывался уничтожить «Пифагор», но каждый раз, задумываясь о том, с чем останется после этого мир, отказывался от этой затеи. Люди изменились. Люди приняли «Пифагор». Проект стал их частью, а они частью проекта.

– Нечто подобное произошло, когда была открыта энергия атома, нечто подобное происходит и сейчас, – бормотал себе под нос Вудгейт. – Атом нес смерть, но без атома мир не мог вращаться. Миру нужна была энергия атома. Мог бы он выжить без этого? Несомненно. Но разве не стал бы пытаться изобрести это вновь? Конечно, стал. Несмотря на все опасения, трудности. И так было всегда. Мир будет идти вперед. Мир людей. А те, кто будет пытаться остановить их, окажутся просто трусами, глупцами или завистниками…

Вудгейт вышел на балкон, запрокинул голову. Была ночь. Далекое черное небо перемигивалось миллиардами звезд. Неизведанных звезд.

– Когда-нибудь мы доберемся и до вас, – пообещал им Вудгейт. – Обязательно доберемся…

История восьмидесятая (Перекрестки)

1

Старый мустанг остановился, подняв облако пыли. Блэр вышла из машины. Если верить карте, то она находилась где-то в Нью-Мексико, хотя ей было, если честно, плевать, где она сейчас.

– Нужен бензин? – спросил ее старый индеец.

Он сидел на пороге магазина. В раках у него была старая винтовка. Один глаз прищурен, другой смотрит сквозь Блэр.

– Бензин и выпить, – сказала Блэр, закуривая.

Ее окружали старые двух этажные дома и унылая пустыня. Бесконечная пустыня.

– Бежите от кого-то? – спросил ее старый индеец.

Блэр не ответила, вспомнила хозяина мустанга, которого бросила день назад, поджала губы.

– Значит, бежите, – сказал индеец, растягивая старые губы в улыбке.

– Если только от себя, – сказала ему Блэр, подошла ближе.

Ружье в его руках не пугало ее. Не пугала и эта безлюдная деревня. Куда интересней была полупустая бутылка водки возле стула, на котором сидел индеец.

– Так как насчет выпить? – спросила она индейца.

Он смерил ее своим внимательным, прищуренным взглядом, затем протянул бутылку левой рукой, не снимая правой с ружья. Блэр открыла крышку. На дне бутылки плавал не то червяк, не то гусеница.

– Твое здоровье, – сказала она старику, выпила, убедилась, что гусеница осталась в бутылке, закрыла крышку. – Теперь скажи, где я смогу купить такую же, только целую.

Блэр покачнулась, прижалась плечом к стене. Желудок и горло горели после выпивки огнем, но она знала, что дело не в этом.

– Где здесь можно поспать? – спросила Блэр индейца.

Он указал ей на подвешенное на цепях деревянное кресло.

– А ты забавный! – скривилась Блэр, хотела вернуться в машину, но поняла, что не может – сил хватит лишь для того, чтобы добраться до предложенного кресла.

Она легла, поджав ноги и подложив под голову руку. Легла так, чтобы можно было видеть старика индейца. Он не смотрел на нее. Сидел, вглядываясь вдаль, и тихо напевал что-то…

2

Когда Блэр проснулась, был уже вечер. Ветер раскачивал кресло, на котором она спала и последним сном, который ей удалось запомнить, был сон о том, что она плывет по реке на плоту, а вдоль берега идут какие-то люди. Идут куда-то по каменной дороге.

– Хорошие сны? – спросил ее индеец, продолжая вглядываться вдаль и потягивая длинную трубку.