Фрэнк Герберт - Белая чума

Из-за облака выглянуло солнце, пробиваясь сквозь деревья и бросая блики на воду, но теперь оно было другим.

Мальчик поднялся на мост к Джону, и к ним подошел священник, неся рюкзак одной рукой. Херити стоял один у входа на мост, глядя куда-то далеко в сторону.

– Это осквернение, – сказал отец Майкл.

Мальчик поднял глаза на отца Майкла, на его молчаливом юном лице явно виднелся вопрос: «Что это означает?»

Священник посмотрел в глаза мальчику:

– Это ужасное место.

Мальчик повернулся и осмотрел все вокруг. Его выражение лица было озадаченным, оно как бы говорило, что это прекрасное место – деревья, река, полный желудок.

«Он поправляется», – подумал Джон. Начнет ли он говорить, когда полностью поправится?

Херити, подойдя к ним, сказал:

– Ага, у священника одно из его черных настроений. Его вера болтается во рту, а рот похож на водопроводный кран, из которого все уже вытекло.

Отец Майкл резко обернулся.

– Вы могли бы убить веру, Херити?

– Эх! Не я убиваю веру, святой отец. – Херити улыбнулся Джону. – Великая трагедия, вот что убивает веру.

– В кои веки, вы правы, – сказал отец Майкл.

Херити сделал вид, что удивлен.

– В самом деле, неужели я прав?

Отец Майкл глубоко набрал воздух в легкие.

– Все сомнения, которые когда-либо существовали, растут подобно сорной траве в заброшенном саду, что был Ирландией.

– Как это поэтично, святой отец! – Херити обернулся и встретился глазами с неразговаривающим мальчиком. – То, что досталось тебе в наследство, бедный парень, – это каменистая земля Шоу, а у тебя нет ни ума, ни чувств, чтоб ты мог заметить это.

Глубокий вздох вырвался из уст отца Майкла.

– Я иногда думаю, что это ужасный кошмар, король всех ужасов. Мы скоро проснемся и, смеясь над ночными страхами, продолжим как прежде идти своими дорогами. Пожалуйста, сделай так, Боже!

Мальчик сжал воротник куртки, отвернулся и побрел с моста. Отец Майкл снова закинул рюкзак на плечи и последовал за ним.

Херити взглянул на Джона.

– Может быть, двинемся дальше?

Дорога начала подниматься из долины, вначале совсем незаметно. Херити и Джон держались ближе к священнику, не более, чем в пяти шагах сзади.

«Здесь уже безопасно?» – спрашивал себя Джон. Херити не давал им растягиваться. Или это связано с крутыми поворотами, за которыми ничего не видно? Может, Херити хотел быть ближе к священнику и видеть одновременно с ним то, что появится за следующим поворотом?

– Ты знаешь, что случилось с нашим отцом Майклом? – спросил Херити. – Я вижу, он не собирается рассказывать тебе, а он – самый лучший очевидец всего этого.

Священник не обернулся, но плечи его сжались.

Херити громким голосом обратился к напряженной спине.

– В первые дни ужасного наступления чумы огромная безумная толпа мужчин сожгла Мейнут в графстве Килдар – полностью, даже колледж святого Патрика, где когда-то останавливался Фитцджеральд Кест, и который является храмом старинных традиций. Новые стены горели, как факел, так-то вот. А старые обрушились на большие машины, которые их пытались свалить, и на взрывчатку. Это надо было видеть!

– Почему они это сделали?

– Они ужасно разозлились. Бог покинул их. Они не могли добраться до Бога, поэтому выместили все на церкви. – Херити поднял подбородок и крикнул: – Так ведь вы мне рассказывали, отец Майкл?

Священник молчал, мальчик шагал рядом с ним.

– Дым поднимался до небес три дня, – сказал Херити, – и еще дольше, если считать тлеющие угли. Да, пламя бушует, а толпа все это время мечется и ищет священников, собираясь их сжечь.

– Они жгли священников?

– Бросали их прямо в огонь!

– И отец Майкл был там?

– О да. Наш отец Майкл был там и видел всю эту суматоху. У монахов был отличный запас спиртного в их кельях.

Джон вспомнил о клейме на лбу отца Майкла.

– Это тогда они поставили ему знак?

– О нет! Это было позже. Его собственные люди сделали это, потому что они знали, что он был в Мейнуте и остался в живых. Нет, если священника видели там во время пожара – это была для него верная смерть.

Херити замолчал. Между каменными оградами по сторонам дороги эхом отдавался только звук их шагов, да со стороны отца Майкла слышалось слабое бормотание молитвы.

– Послушай, как он молится! – сказал Херити. – Вы помните, как это все было, святой отец? Эх, Джон, пожар в Мейнуте был виден на много миль кругом. Дым его поднимался прямо вверх. Я знаю одного священника, который был там, так вот он сказал, что это был сигнал Господу Богу.

От отца Майкла доносилось только слабое бормотание молитвы.

– Мы видели это послание Богу, не так ли, отец Майкл? – крикнул Херити.

– И что мы сказали? Что Бог может лгать! Вот что мы сказали. Бог может солгать нам.

Джон представил себе эту сцену, так живо описанную Херити. Он чувствовал О'Нейла-Внутри где-то рядом, чувствовал, что тот прислушивается, хотя и не пытается выйти наружу. Огонь, крики… он почти слышал их.

– Ты был там вместе с отцом Майклом, – сказал Джон.

– К счастью для него! Спас его паршивую шкуру, так-то вот. – Херити засмеялся булькающим смехом. – О, ему это не нравится, то, что он обязан жизнью такому, как я. Так много священников погибло, а он жив. Это было зрелище, скажу тебе! Они там не считали, но монахов сгорело больше двухсот, я в этом уверен. В огонь, и прямо в пекло!

Отец Майкл поднял кулаки к небу, но не обернулся. Его голос продолжал бормотать молитву.

Херити продолжил:

– Это было огненное мученичество, подобно которому не видели в этой стране много столетий. А наш отец Майкл не приобрел ореол мученика.

Священник затих. Его движения выглядели вялыми. Рюкзак на его спине оттягивал плечи.

– Некоторые говорят, что спаслось только двенадцать священников, – сказал Херити. – Их переодели в гражданское платье и спрятали те немногие из нас, кто тогда еще сохранил рассудок. Я иногда удивляюсь, почему я помог, но тогда была ужасная вонь, и выпивка кончилась. Не было смысла оставаться!

Херити таинственно улыбнулся своим мыслям, потом повернул голову и подмигнул Джону.

– Но Безумцу понравился бы этот вид! Я уверен в этом.

Джон запнулся. Он чувствовал истерический смешок О'Нейла-Внутри.

«Почему Херити сказал это? Почему он сказал это МНЕ?»

Херити уже переключил внимание на дорогу под ногами, и его выражение лица стало непроницаемым. Подъем становился все круче. Дорога поднималась, обходя холмы, и когда перед ними открылся следующий вид, они заметили впереди поросшую деревьями теснину у выхода из долины.

В послеполуденном воздухе ощущалась влажная, почти тропическая жара. Джону хотелось видеть джунгли и пальмы, а не эти зеленые холмы с узкой, черной дорогой, врезающейся в землю подобно овечьей террасе. Кучка деревьев впереди оказалась состоящей в основном из тополей, хилых от постоянной борьбы с зимними вьюгами, дующими через это узкое место на леса и болота к востоку.