Сергей Палий - Чужой огонь

– А ты будто видел?

– Нет. Но обязательно увижу… Ладно, мотай в рубку. Мне сейчас нужно будет поговорить с Маринкой.

– Ты смотри мне, психолог доморощенный!

– Иди отсюда. Это приказ.

– Давай выкини меня в космос, – улыбнувшись, сказал Максим. Показал Фрунзику средний палец и поплыл по коридору прочь.

Он в который раз поразился различию между двумя Герасимовыми – земным и… «внепланетным». Здесь, в космосе, этот человек чувствовал себя словно рыба в воде. Он мог вспылить, но никогда не терял контроля над ситуацией.

На следующий день Маринка снова стала той жизнелюбивой, слегка капризной и в меру сварливой «хозяйкой» корабля – которую остальные члены экипажа в той или иной мере обожали. Они продолжили в свободное время встречаться с Максимом и предаваться буйным сексуальным утехам в невесомости. Но ни разу после этого случая ни он, ни Маринка не заикнулись о проклятом кожухе водного компрессора.

Полет продолжался. Согласно показаниям бортовых радиолокаторов, «Конкистадор II», как и раньше, отставал от шаттла примерно на неделю, иногда слегка сокращая разрыв, иногда увеличивая.

Тянулись дни, часы, минуты. Подчас отяжеленные ускорением. Подчас совсем невесомые.

И вот, уже на подходе к Марсу, когда частые шестикратные перегрузки от интенсивного торможения вымотали весь экипаж «Подснежника», на борту произошла серьезная авария…

Егоров изучал схему энергетической системы шаттла, вися в одном из кормовых отсеков, когда метеорит размером с грецкий орех насквозь прошил «Подснежник». Почему системы дальнего обнаружения и корректировки курса не среагировали на него, так и осталось загадкой – возможно, просто у какой-то мелкой шестеренки в огромном механизме электронного мозга корабля поломался один зубчик.

Относительная скорость метеорита была невелика, поэтому он не просто оставил маленькую дырочку по обе стороны обшивки, а разворотил пробоины диаметром с чайное блюдце.

Аварийная кормовая переборка тотчас захлопнулась, отделив Егорова от остальной части шаттла.

Юрка, осознав, что произошло, немедленно запаниковал и бросился затыкать дырки чем попало. Ему чуть не оторвало руку стремительно выходящим потоком воздуха.

Герасимов тут же оказался возле запертой переборки и включил связь через интерком.

– Юра! Не дергайся! На каждом сегменте обшивки существует автоматическая система ликвидации пробоин. Возьмись за ручку – возле тебя, слева. Слышишь меня? Кивни, если слышишь…

Егоров судорожно кивнул, глядя сквозь тройное стекло в переборке.

Сзади подлетели встревоженные Маринка и Максим. А за ними показалась черноглазая физиономия Торика.

– Что происходит? – спросил Долгов. – Фрунзик, у нас пробоина? А где Юрка?

– Отлично, – продолжил говорить Герасимов в решеточку интеркома, проигнорировав вопрос. – Видишь ручку? Крепко возьмись за нее обеими руками и постарайся как можно сильнее прижаться к стене. Отлично! Ты видел пробоины? Хорошо. Какого они размера? Если меньше пяти сантиметров, кивни один раз, больше – два!

Искаженное ужасом лицо Юрки задергалось, глаза забегали. Потом он кивнул три раза.

– Боже мой! – воскликнула Маринка, когда она наконец разобралась, что творится.

Фрунзик отключил интерком и быстро проговорил:

– В том отсеке нет даже легких скафандров. Если диаметр пробоин больше десяти сантиметров, то воздух выйдет быстрее, чем автоматы зальют дырки специальной пеной. Твою мать! Плохо дело!

– Так давай откроем переборку! – быстро предложил Максим.

– Бесполезно! Она автоматическая! Пока давление не выровняется – хрен! Изнутри тоже никак! Хотел бы я конструктора сейчас туда посадить вместо Юрки…

– Господи! Да что же делать?! – в отчаянии крикнула Маринка.

– Для начала заткнуться! – рявкнул Фрунзик. – Думаю!

– Стекло толстое, но скорее всего – не бронебойное, – сказал Торик.

Все обернулись в его сторону.

– Какого хера уставились? Берите что-нибудь потяжелее и бейте, – флегматично сказал астроном.

– Правильно! – заорал Герасимов. – Макс, тащи из кают-компании огнетушитель! Живо! У Егорова минуты две, не больше!

Долгов, ловко отталкиваясь от стен, полетел по коридору. Фрунзик снова включил интерком и громко проговорил:

– Юра! Слышишь меня?

Егоров кивнул. Его правая щека заметно подергивалась.

– Слушай внимательно. Мы сейчас тебя вытащим! Крепко ухватись за ручку и не отпускай ее, что бы ни происходило! Не поворачивайся к пробоинам! Когда скомандую – убери лицо от окошка. Мы разобьем стекло! Крепко закрой глаза, и если почувствуешь, что в ушах начинает звенеть, то выдохни весь воздух из легких! Понял? Не вдохни, а выдохни! Это очень важно! Выдохни! Понял?!

– Да ты что, с ума сошел? – прошептала Маринка, в ужасе глядя на Фрунзика. – Там и так мало кислорода осталось, а ты его выдохнуть просишь!

– В отсеке – декомпрессия! Чем выше у Егорова в легких будет давление, тем скорее его разнесет на клочки!

– Он же все слышит!

– Ничего он уже не слышит! Воздух стал слишком разрежен! – крикнул Герасимов, выхватывая огнетушитель из рук Долгова. – А теперь все упритесь во что-нибудь ногами и держите меня, чтобы сила удара была как можно больше!

Фрунзик махнул рукой, давая команду Юрке, и со всего размаха шарахнул по стеклу железным баллоном. Потом снова размахнулся и ударил. Зашипел от боли в отшибленном ногте…

Размах. Удар!

Размах. Удар…

В первом стекле появилась трещинка.

Размах. Удар! Удар! Удар!

Стекло разлетелось вдребезги. Осталось еще два! Нет! Не так! Осталось всего лишь два! Размах… Удар…

В поврежденном отсеке Егоров уже начал терять сознание. Конечности и спину сильно морозило… Все мысли отключились. Страх уходил вместе с воздухом, уступая место безмятежности и спокойному созерцанию ширящейся перед глазами радужной пелены… Стоп! Это не пелена! Это он зажмурил глаза, как и просил Фрунзик… Умный альбинос еще что-то просил. Держаться за ручку! Точно! Ну! Так он и держится! Только очень хочется разжаться замерзающие пальцы и вдохнуть полной грудью… Жаль – нечего вдыхать… В ушах еще громче зазвенело… нечего вдыхать… что-то еще… сердце словно изнутри рвут… нечего вдыхать… Зато есть что выдохнуть! Вот о чем еще просил Фрунзик… Выдохнуть эту последнюю частичку…

Полуживого, с несколькими резаными ранами на правой щеке от разбитого стекла Юрку вытащили из отсека, когда треклятая пена наконец заполнила пробоины и воздух перестал покидать корабль. Из ушей у Егорова текла кровь, губы потрескались и тоже кровоточили, на ладонях были ранки от ногтей – видимо, так крепко он стиснул руки в последний момент.