Дмитрий Колосов - Воин

— Тысяча сто!

— Тысяча двести! — вновь заорал Архий. Он явно не собирался сдаваться.

Цена была слишком высокой. За такие деньги можно было купить пять или шесть великолепных, обученных ремеслу рабов. Любители женских прелестей, заворчав, сдались.

— Кто даст больше? — выкрикнул аукционист, обводя глазами притихшую толпу. — Желающих нет? Тогда…

— Талант![102] — негромко сказал Леонтиад.

Покупатели ахнули. Подобная цена была немыслимой даже для самых состоятельных купцов. Но даже и рискни они перебить ее, им все равно было не под силу тягаться с первым богачом Беотии, который ради удовлетворения своей прихоти мог назвать и вдесятеро большую цифру. Толстяк Архий отступился, как и прочие.

Один из слуг беотарха немедленно побежал к казначею за деньгами, а Леонтиад тем временем рассматривал свою покупку. Вблизи девушка казалась еще более привлекательной и беотарх подумал, что она не наскучит ему по крайней мере месяц. Он ошибся. Он не мог насытиться ею уже третий год.

Елена — так ее звали — была поначалу столь пуглива, что в первую ночь он даже не решился взять ее. Девушка дрожала всем телом и Леонтиад вдруг пожалел ее и сам себе удивляясь ушел из опочивальни. Наутро он приказал Елене собираться. Они поехали в горы и остановились в домике, где жили рабы, пасшие овец. Очутившись на приволье, Елена осмелела, а ее красота расцвела еще пуще.

Она едва понимала язык эллинов и Леонтиад с большим трудом выяснил, что ее дом прежде был на севере — там, где начинаются земли гипербореев.

— Надо же! — засмеялся фиванец. — Нашел себе дикарку!

В ту ночь она впервые пришла в его объятия. Хотя позднее подобные ночи повторялись многократной приносили не меньше наслажденья, но первую он помнил всегда. Это было какое-то любовное безумство, наполненное нежностью и страстью. Такого, верно, не испытывали и боги.

С тех пор Елена жила в его доме и он постоянно ловил себя на мысли, что случись ему вновь совершать подобную покупку, он не задумываясь отдал бы за нее половину своего состояния.

Эту ночь он не собирался проводить в ее объятиях, полагая, что будет занят переговорами с царскими посланниками. Но теперь, когда мидяне уже скакали к своему кораблю, он решил отправиться в покои возлюбленной. Ссора с гостями завела его, а выпитое вино ударило в голову и беотарх с холодным любопытством прислушивался как в нем вскипает поднимающаяся из глубин души злоба.

Дверь в опочивальню он открыл ударом ноги. Елена, услышав стук, проснулась. Чуть припухлое от сна лицо поднялось над подушкой. Тусклый свет одиноко стоявшей у изголовья свечи положил крохотные шрамы теней под скулы.

— Что с тобой, милый?

Не говоря ни слова, Леонтиад сорвал с нее легкое покрывало и навалился сверху. Сегодня он не был склонен предаваться нежностям. Ему хотелось убивать и насиловать. И он убивал и насиловал. Должно быть она почувствовала его настроение и не сопротивлялась, но когда он оставил ее, в уголках зеленых глаз застыли слезы. Увидев их, Леонтиад мгновенно пожалел о том, что сделал. Но какая-то часть его кричала: мужчине нужно насилие, он время от времени должен ощущать как трепещет жертва.

Должен!

— Не забывай, что ты моя рабыня! — грубо напомнил беотарх.

Он заснул, а Елена до утра не сомкнула глаз, размышляя над тем как отомстить похрапывающему рядом мужчине. Ведь она была родом из племени кельтов, а кельты не прощают обид.

Бойтесь мести оскорбленной женщины!

Соловей устал петь лишь под утро. И лишь под утро устали любить они. Его звали Артодем и он был сын гоплита Гохема. Кэтоника была единственной дочерью соседа, так же гоплита Асанта. Ему — девятнадцать, она — годом моложе. Оба прямоносы, кучерявы, стройны и по-юношески влюбчивы.

Они нашли приют в рощице, где по слухам резвились наяды[103]. Нимфы в эту ночь не появлялись, но зато не переставая пел соловей.

К утру ласки истощились, а плащ Артодема уже не спасал от утренней свежести.

— Я люблю тебя, малышка, — шепнул юноша.

Кэтоника поцеловала возлюбленного.

— И я тоже люблю тебя.

Налетевший ветерок остудил их было вновь вспыхнувшую страсть.

— Свежеет, — заметил Артодем.

— Пора идти?

— Да.

Зябко поеживаясь, они облачились в хитоны. Артодем не удержался и в сотый раз впился поцелуем в мягкие губы девушки.

— Отстань, — ласково велела она, освобождаясь из его объятий. — Ты же сам сказал, что время возвращаться.

Чтобы попасть в город им нужно было пересечь покрытый росой луг, затем пройти через небольшую рощицу и спуститься в овраг. Сразу за оврагом начиналась дорога, связывавшая Фивы с восточным побережьем.

На трупы они наткнулись в овраге. Кэтоника, обходя росший на их пути куст, едва не наступила на один из них. Она завизжала и Артодем тут же поспешил на помощь.

Человек лежал лицом вниз. То, что он мертв, было ясно с самого начала — под его головой расплылась большая лужа крови. Артодем сразу подумал, что убийца перерезал своей жертве горло. Перевернув тело на спину, он смог убедиться в правильности своего предположения — от уха до уха тянулась огромная рана, обнажавшая внутренние ткани шеи. Судя по одежде, убитый был человеком богатым. Это подтверждали и следы от колец, оставшиеся на его пальцах. Сами кольца исчезли.

Неподалеку от первого убитого они сделали еще одну страшную находку. То был труп высокого полного человека с небольшой рыжеватой бородкой. Голова мертвеца была рассечена ударом меча. Вторая жертва, так же как и первая была ограблена. Убийцы забрали все, что представляло какую-либо ценность, однако чуть выше по склону Артодем подобрал глиняную табличку, испещренную строчками слов. Юноша был немного знаком с буквами. Аккуратно складывая слога, он прочитал вслух:

— Гохем-фивянин приветствует мидийского царя Ксеркса…

Гохем-фивянин? Но ведь именно так зовут его отца!

Артодем боялся читать дальше. Ужасные сомнения посетили его душу. Неужели отец, честный и никогда не боявшийся сказать правду в глаза, подло за спиной сограждан ведет переговоры с врагом Эллады мидянином Ксерксом? Это было чудовищно!

Кэтоника понимала, какие чувства испытывает юноша. Положив руку на его плечо, она сказала:

— Чепуха какая-то. Забрось ее подальше или разбей.

Артодем покачал головой.

— Нет, не могу.

— Что же нам тогда с ней делать?

— Мы должны отнести это письмо беотарху.

Девушка фыркнула.

— Да ты понимаешь о чем говоришь?! Ведь он главный враг твоего отца!