Ник Горькавый - Возвращение астровитянки

Но эти эффектные зрелища, как и сами грандиозные кольца, разбитые на более узкие колечки, кое-где изогнутые, переплетённые или зазубренные из-за действия крохотных спутников, мало интересовали графа Рединбурга — высокого человека с хмурым лицом и брезгливо оттопыренной нижней губой. Рединбург озабоченно шёл по коридору станции, торопясь на корабль, летящий на Энцелад.

Заснеженный Энцелад приблизился и заблестел в чёрном небе как ёлочная игрушка — недаром он в Солнечной системе самое яркое тело с коэффициентом отражения света, близким к единице. В южном полушарии спутника были видны голубоватые трещины, чем-то похожие на полосы тигра и расчертившие огромные пространства. Если учесть, что диаметр Энцелада пятьсот километров, то ширина самой большой долины-трещины должна быть в несколько десятков километров… — оценил Рединбург.

На один из таких разломов и нацелился крейсер.

Вблизи оказалось, что ледяная поверхность долины очень ровная, за исключением одного края, где она была изломана так, будто какой-то сумасшедший великан лупил по застывшей реке огромной дубиной, а потом притомился и ушёл по своим гигантским делам, оставив за собой вздыбленные льдины, горы торосов и быстро замёрзшие полыньи, забитые острой крошкой.

Изумлённый командир фрегата даже не стал комментировать просьбу пассажира о посадке поближе к научной станции, а сделал знак матросу. Тот подхватил багаж и отвел Рединбурга к шлюпке, где в одном из двух кресел уже сидел неприлично молодой человек, какой-то аспирант на практике. Рединбургу его представляли раза два, но он так и не запомнил его имени. Кэвлин, кажется.

— Я буду спускаться в этом ящике? — надменно удивился Рединбург, осматривая тесную кабинку.

— Других вариантов нет, сэр! — жизнерадостно ответил рыжий матрос в синей куртке и рабочих шортах ниже колена.

Рединбург, ворча, устроился в кресле и опасливо посмотрел на экран, который показывал ледяные ущелья в пяти километрах внизу, и на пульт, забитый множеством непонятных штучек.

— Что мне нужно делать с этим хозяйством?

— Ничего, сэр! — откликнулся матрос, чего-то защёлкивая, настраивая и задраивая. — Посадка полностью автоматическая и совершенно надёжная. Кабина останется на поверхности, и через шестьдесят часов мы вас таким же способом заберём.

— Ну и порядки! — проворчал Рединбург, недовольный таким обращением с самим инспектором Интернационального научного фонда, но матрос уже задраил люк и не ответил.

Что-то лязгнуло — и капсула вылетела из крепления. Слабая гравитация — из-за того, что корабль барражировал над поверхностью Энцелада с помощью двигателей малой тяги, — сменилась невесомостью, и Рединбург судорожно схватился за поручни кресла.

Скорость кабины нарастала, и ледяные скалы внизу заметно приблизились, но Рединбург всё ещё не слышал звука двигателей и тревожился.

Датчик высоты уже отсчитывал последний километр, когда Рединбург не выдержал и сердито крикнул:

— Эй, эта штука собирается работать, или я так и грохнусь о скалы?

Голос капитана ответил:

— Не волнуйтесь, двигатели включатся очень скоро. Приготовьтесь к перегрузке на уровне половины земной силы тяжести.

Двигатели действительно загудели, и на плечи и грудь Рединбурга навалилась тяжесть ускорения.

— Половина! Да это перегрузка на полтора жэ! — бурчал Рединбург, посматривая на полусферу, которая стала видна на ровном пятачке между острых скал и холмов.

Скалы освещались косым солнцем и выглядели хаотическим скоплением блестящих и сумрачных поверхностей. Огромный, в полгоризонта, Сатурн висел прямо над горизонтом своего спутника Энцелада, но выглядел странно голым, потому что его обычное украшение — кольца — были видны с ребра, то есть почти не видны. На макушке Сатурна горела великолепная синяя корона полярного сияния, но пассажир маленького кораблика смотрел только вниз — на приближающуюся станцию.

Кабина скользнула к вершине купола и аккуратно юркнула в тесный шлюз.

Остановилась, фыркнув напоследок двигателями.

Рединбург перевёл дух и сказал креслу:

— Отпусти меня!

Но кресло было настолько старым, что не понимало голосовых команд. Пришлось Рединбургу самому искать застёжки креплений, чертыхаясь и ругая свою командировку и этих старых однокашников, которые забираются демон знает куда.

Аспирант разбирался с ремнями молча.

— Добро пожаловать на Энцелад, в долину Третьей тигровой полосы!

В проёме открывшейся двери стоял бородатый человек и улыбался во весь рот.

— Здравствуй, Тоби! — кисло улыбнулся и Рединбург, вяло пожимая однокашнику руку, — Бот приехал с инспекцией в твою дыру. Вернее, не приехал, а провалился в неё!

Они посмеялись.

Тоби отвёл Рединбурга и аспиранта в их комнаты и помог с багажом — хотя самый большой чемодан графа, потянувший на земной таможне на тридцать три килограмма, на Энцеладе весил всего четыреста граммов. Но массу чемодан по-прежнему имел внушительную — поэтому с непривычки им можно было оббить и встречные стены, и свои коленки.

Судя по выражению инспекторского лица, комната Рединбургу не приглянулась — она была тесна, низка и смотрела прямо в скучный ледяной склон.

Тоби глянул на унылую физиономию гостя, осматривавшего крохотный душ, и усмехнулся — у него были такие же апартаменты, но они почему-то ему нравились — особенно переменчивая игра солнечного и сатурнианского света на полупрозрачных ледяных склонах, видимых в иллюминатор.

Через час Тоби позвал гостей к столу. Инспектор, принявший душ, вышел посвежевший, в мягком сером костюме — то ли в пижаме, то ли в специальной домашней одежде. Аспирант был одет в тот же комбинезон, в котором прилетел.

— Сегодня я приготовил самый шикарный ужин, — сказал Тоби. — В честь высоких — с очень высокой орбиты! — гостей.

— Это правильно! — важно улыбнулся Рединбург и перевёл излишне множественное число в правильное единственное: — Гостя, который может принести деньги, нужно холить и лелеять.

— Да уж, от вас дождёшься денег… — усмехнулся Тоби. — Сначала вдвое урезали проект, а потом и вообще отказались финансировать.

— Ну, это ещё не решено окончательно… — неопределённо повел рукой Рединбург. — Я сюда, собственно, и приехал, чтобы на месте разобраться с целесообразностью финансирования твоего проекта. У тебя два дня, чтобы мне всё показать.

— Всё покажу, ничего не скрою, — кивнул Тоби, склоняясь над тарелкой и с удовольствием вдыхая горячий пар от тушёного мяса с черносливом и картофелем. — Завтра утром и отправимся на осмотр моих владений.