Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

– Такие дела, – сказал Старик.

А Малыш тогда не поверил. Нет, не так. Он поверил, конечно, принял к сведению, отложил себе в башку, что бабки платят за любовь, что Мария любит на самом деле, без обмана. Ей железка в голове не дает даже шанса на ложь и фальшь. Но поверить, что кто-то способен платить за любовь такие деньжищи… За чувство, которое Малыш испытывал каждый день – он ведь любит Ингу? Любит ведь? И бывшую свою любил, заводился с полоборота, стоило ей только рукой провести по его груди… Это же любовь? Если хочешь женщину – это любовь? Если она с тобой в постель ложится… Ну, не каждый день, каждый день даже погода разная, не то что настроение у женщины. Это ведь любовь? Это не может не быть любовью, иначе выходит, что Малыш никогда любви и не испытывал… Потому что не было у него другого. Только так к нему относились его подруги… Не может быть, чтобы он не встречал за всю свою жизнь женщину, которая его любила, по-настоящему любила.

Малыш внимательно наблюдал за Марией, за ее посетителями. Прикидывал, а сам он… сам он смог бы своей Инге разрешить делать с собой все, что ей заблагорассудится? Слепо довериться, отдать себя в ее власть? Смог бы? И приходил к выводу, что… это вряд ли… кое-что попробовать, конечно, можно было бы, но вот все подряд… А следом за этими мыслями приходил в голову и другой вопрос: а Инга? Что она сделала бы для него? По любви, не потому, что он все-таки согласится ей новую шубку купить, а просто так, потому что… потому что любит Инга его, готова ради этой любви…

Напарники с пониманием поглядывали на Малыша, но не лезли к нему в душу, работа и работа, и ничего больше…

До ухода Старика на пенсию оставалось два дня.

Умник расспрашивал его, что тот хочет на память от коллег, где планирует закатить отходную. Теперь Малыш сидел в кресле возле пульта: Старик уже три дня как перебрался на диван, не вмешиваясь в работу парней, и даже когда нужно было принять какое-то решение, не лез с указаниями, а Умник советовался с Малышом, и советовался уже на полном серьезе, как с равным.

Дело шло к ночи, день выдался для Марии напряженным – с восьми часов утра она уже отлюбила девять человек. Один клиент пришел с приятелем, заплатил по двойному тарифу за то, чтобы видеть, как Мария плачет и давится слезами, выполняя прихоти чужого мужика.

«Если любишь меня», – сказал клиент… «Люблю», – ответила Мария.

Уровень стимуляции поднимали за прошедшие дни еще дважды, и теперь удавалось держать нормальные показатели ИЛ до самого конца сеанса, а потом плавно снижать его до плюс-нуля. Пока – удавалось. На сегодня – последний клиент, а потом у Марии получалась свободная ночь. Это большая редкость для нее – целая ночь в одиночестве.

То, что с последним на этот день клиентом что-то не так, Малыш почувствовал сразу, как только увидел его на мониторе внешнего обзора. Дерганый какой-то был человечек в шикарном костюме из супердорогой ткани «мерцающий призрак». Безумно дорогой и невероятно красивой ткани. Костюм стоил, как небольшое шале где-то на берегу в не слишком престижном районе Сектора. А человечек в нем был… Неприятный. С таким Малыш в старые времена свою подопечную никогда не оставил бы в номере мотеля. Да нигде бы не оставил. Но ведь это клиент. Проверенный, мать его, клиент…

С ним предварительно разговаривал психолог. Да и, если верить картотеке, – клиент этот был постоянным, почти год уже наведывался раза два-три в месяц и ничего такого не требовал. Нет, любил поиграть в связывание и эротическое удушение, рукам иногда волю давал, под настроение, но ведь не все время Марию использовал, иногда просил, чтобы она его наказала за грубость и плохое поведение.

Малыш посмотрел на Умника.

– Что? – спросил тот.

– Стремно мне как-то…

Умник вывел на монитор досье клиента.

– Вроде ничего такого… Уважаемый человек, денежный. Женат, трое детей. Любовница, опять же… Сам посмотри.

Дэн пришел вовремя. Как всегда – при полном параде. Он не может появиться перед Марией, не наведя лоск. Свежая, только что из салона, прическа; букет перламутровых роз – удовольствие не из дешевых; головокружительный лосьон для бритья – Мария поцеловала Дэна на пороге, приняла цветы и снова поцеловала.

Боже, как она хотела схватить Дэна за руку и потащить за собой в спальню, но он никогда не торопился, смаковал минуты общения с ней небольшими глотками, как редкое вино.

– Милая, – прошептал Дэн. – Положи цветы на столик.

Что-то в нем сегодня было необычное. Какая-то загадка светилась в его глазах, обещание чего-то нового. «И прекрасного», – подумала Мария.

– Хорошо, – улыбнулась Мария, чувствуя, что начинает задыхаться от желания. – Мы пойдем в спальню?

– Нет, не сразу… Давай посидим на диване… у нас ведь есть время.

– Конечно… конечно, милый… – Мария провела кончиками пальцев по его лицу. – Конечно, давай посидим на диване…

Она шагнула в комнату, положила цветы на стол, как он сказал. Хотела спросить, какое вино он будет сегодня пить, но не успела – удар в спину швырнул ее на пол. Больно! Очень больно, она ударилась плечом о журнальный столик и вскрикнула.

Дэн бросился к ней, схватил за волосы, не давая встать, рывком повернул ее лицо к себе:

– Нравится? Тебе так нравится?

– Да… – прошептала Мария. – Да…

Она чувствовала его дыхание на своем лице, и это было прекрасно.

– А так? – Дэн надавил коленом ей на грудь, сильно, всем весом. – Так хорошо?..

Мария застонала хрипло, закрыла глаза.

Хорошо, прошептала она беззвучно, хорошо… да, хорошо… Нарастающая боль превращалась в наслаждение, непостижимое и глубокое.

– Ну, милая, у меня для тебя есть сюрприз… большой сюрприз… – Дэн, глядя Марии в глаза, достал из кармана пиджака бритву – с растрескавшейся перламутровой ручкой, старую, опасную, которую сейчас можно было купить только в антикварной лавке. – Очень большой сюрприз…

Лезвие легонько коснулось ее щеки, чуть-чуть, Дэн вздохнул, рука напряглась…

– Нет, – сказал Дэн. – Не сразу. Это потом, чуть позже, когда ты попросишь… Ты ведь попросишь?

– Да, – прошептала Мария, и слезинка скатилась по ее щеке. Рядом с каплей крови.

– А пока… – Дэн отпустил ее, выпрямился и ударил ногой в живот. – Так ведь тоже приятно?