Завацкая Яна - Союз летящих

Линна обняла Алейн на прощание, поцеловала кэриен в черный нос — и отправилась на корабль, на челноке, присланном за ней, и ожидающем ее под экраном невидимости.

Алейн грустно поглядела на то место, где только что стояла подруга, и отправилась к себе. И вовремя — в институте, где она работала, как раз назрели важные перемены.

Алейн уселась в кресло, сосредоточилась на несколько минут, обдумывая ситуацию. План ее был готов.

В Германии как раз пробило полночь. Алейн переместилась в лабораторию профессора Лонке. Несколько секунд она осматривалась. Затем подошла к шкафу, где хранились препараты, в том числе, имипрамин. На завтра было назначено начало первой серии опытов.

Алейн протянула ладони к шкафу и закрыла глаза. В коридоре что-то отдаленно звякнуло, Алейн отметила, что это охранник у входа положил ключи на тумбочку. Неважно. Сосредоточиться. Она замерла не дыша.

Имипрамин в ампулах превратился в воду.

Первая часть работы была сделана. Алейн вернулась домой. Снова уселась в кресло, глядя на изображение Дьена на простом листе бумаге, карандашом.

"Аленькая", — позвал Дьен, жестокий диктатор с планеты Монрог.

"Я здесь, Денюшка. Я здесь".

"Я смотрю, у тебя опять работа в разгаре".

"А что делать? Завтра Лонке начнет опыты. Через полгода сконструирует первый образец нейротронного оружия. Помнишь, как это было на Венаре, на Иирте? Не хватало еще, чтобы на Земле…"

"Да, я помню. Все верно. Боюсь только, что пальцем ты не удержишь наводнения…"

"Я не так глупа, мой друг…"

Лаборатория Лонке в мире почти уникальна, никому другому еще не удалось так близко подойти к его результатам — да честно говоря, это направление и не считалось перспективным.

Алейн понимала, что единственная возможность — заставить Лонке вообще переменить ход мысли. И она ведь не зря сблизилась с доктором Клаусом.

"А что там у тебя? — спросила она вдруг тревожно, — Ты никогда не открываешься мне. А ведь тебе намного тяжелее".

"Я просто боюсь, что ты не выдержишь этого. Ты… Аля, ты слишком еще маленькая. Молодая. Этот Айри чуть не доконал тебя".

"Мне кажется, я теперь смогу выдержать больше. Однажды мы перестанем быть с тобой тейрин, Дьен. Так ведь будет не вечно. Я стану тебе эльтар".

"Это тебе мешает? То, что ты — моя чила?"

"Нет. Мне это приятно. Я хочу быть кем угодно для тебя. Подругой, дочерью, сестрой, любимой, птицей в твоих ладонях, или твоим убежищем, твоей крепостью, или камушком на цепочке у тебя на груди. Твоим щенком, твоим кэриен. Кем захочешь. Мне все хорошо, лишь бы с тобой".

"Ах, Аленькая… какая ты светлая, какая милая. Ты для меня — свет мира, вот кто ты".

"Ты… рискнешь мне показать?"

"Если хочешь. Я боюсь только повредить тебе".

И он на секунду приоткрыл сознание. Так, как это делают эльтар — равные друг другу тайри, полностью открытые друг для друга.

У Дьена вообще оставалось в Союзе не так уж много эльтар.

Поток образов, как неумолимая железная лавина, хлынул в сознание Алейн. Она вся сжалась, стиснула кулаки — она видела темные коридоры, топот ног, чьи-то руки — кажется, детские руки — хватающие оружие. Она слышала оглушительный треск перестрелки, и грохот боя, чей-то отчаянный крик, потом все смешалось, и она увидела трупы на земле, трупы, трупы, мерзкий запах крови, мертвые дети, подростки; потом все смешалось, и она увидела некое собрание в стеклянном дворце, самодовольных, жирных мужчин, роскошно одетых, и коснулась их сознаний, и ее едва не вывернуло от этого — мужчины решали, сколько людей и когда послать на смерть, и на возвышении перед ними сидел спокойный, бледный Дьен, и управлял этим жутким собранием…

"Да, — выдохнула она, — пока хватит".

"Я же говорил, это слишком для тебя".

"Но это ничего. Я научусь, Дьен. Постепенно. Я привыкну. Ты не думай, я сильная, я все могу".

"Милая, я знал это, когда ты была еще лока-тайри. Но сколько же можно тебе быть сильной? Я не могу уже на это смотреть".

"Дьен, мы с тобой — мы очень сильные. Я, может быть, и нет. Но с тобой — да. Мы с тобой все выдержим. Мы сможем И мы опять будем вместе".

Мартин лежал молча, глядя в белый потолок больничной палаты.

Он ни с кем не разговаривал с тех пор, как его привезли сюда. В Германию. Сестры говорили по-немецки, с ним обращались приветливо, ласково, как с обычным больным. Врач осмотрел его вчера, сказал, что у него, очевидно, последствия старой травмы, но сейчас мозговое кровообращение полностью восстановлено. Ситуация не совсем ясна, возможно потребуется консультация психиатра. И конечно, лечебная физкультура — он должен научиться двигаться заново.

Мартин ничего не ответил. Он хотел спросить врача об Индии, о том, когда его привезли сюда, но — не мог. Просто не мог. Не мог и отвечать на вопросы.

Он медленно выстраивал в мозгу непрозрачную стену, капсулируя нечеловеческие воспоминания своего недавнего бытия.

Он еще помнил спасение. Какие-то люди… чем-то странно похожие на Аманду — такие же красивые, с добрыми, сияющими глазами — возились вокруг него; его вынули из огромного прибора, напоминающего саркофаг, уложили на постель; за ним ухаживали, кормили с ложечки, меняли памперсы — он чувствовал позывы, но не мог сам попроситься в туалет.

Потом он заснул — а пришел в себя уже в этой, обычной немецкой больнице.

Страшно было спать. В сне он снова возвращался ТУДА. Мартин старался не спать как можно дольше, топорщил веки, массировал акупунктурные точки на пальцах и ушах — но все равно засыпал неизбежно. Чтобы через час проснуться от собственного вопля…

Ему давали седативное, и он засыпал крепко, без сновидений.

Днем он лежал без движения. Научился самостоятельно есть; поднос с едой подавали ему в постель. Научился знаком сообщать, когда ему нужно в туалет, а потом и нажимать кнопку вызова сестры, так что больше не приходилось лежать в мокрой прокладке.

Психиатр пытался поговорить с ним, но Мартин ничего не отвечал и смотрел на него безучастно, неподвижным взглядом. Тот что-то строчил в карточке, вздыхал и уходил не солоно хлебавши.

Мартину поставили телевизор в палату, и он с безразличным выражением, однако внимательно смотрел передачи.

Наконец случилось то, чего он ждал.

Открылась дверь, и в палату вошла Аманда.

Мартин встрепенулся и потянулся к ней навстречу. Аманда была такая же, как всегда — в джинсах, голубой рубашке и синем жилете, черные волосы забраны в хвост, глаза ласково сияют. Присела рядом с кроватью, на стул. Наклонилась, поцеловала его в губы. Прошептала.

— Привет.

Он смотрел на нее молча и настороженно.