Владимир Клименко - Ловцы ветра. Резервация для чудаков

Он не знал, какого противника сейчас встретит. Та женщина-брухас, которую Анита ему показала из окна гостиницы, выглядела вполне безобидной. Но он кожей, всем своим существом чувствовал, что сила и ненависть преследующего его врага никак не соотносится с вполне мирным обликом обычной горожанки. Да и опыт предыдущей жизни говорил об обратном. Когда-то он знавал других брухас. Они тоже выглядели как обычные люди, и все же даже жрецы, случалось, обращались к ним за советом или за помощью и боялись их. Это вечное знание темной силы, идущей из глубины тысячелетий, не могло быть случайным. Оно существовало всегда и всегда выживало, как бы ни менялись обстоятельства. Бакаль когда-то и сам считал себя чем-то сродни брухас благодаря своему скрытому умению двигать предметы, не прибегая к помощи рук. Но как же он тогда ошибался!

Бакаль рубанул заслонявшую ему путь хрупкую пальмочку, и на него сверху обрушился целый водопад. И до этого на нем уже не оставалось ни одной сухой нитки, но на этот раз окатило так, что он на миг потерял возможность видеть. Вытирая с лица воду, Бакаль воткнул мачете в землю. И в этот момент он увидел себя.

Нет, это не было каким-нибудь отстраненным зрением, и это не была галлюцинация. Навстречу ему, неуклюже проламываясь через подлесок, брел человек, которого Бакаль не смог бы перепутать ни с кем, потому что это был он сам. Та же промокшая насквозь одежда, слипшиеся и падающие на глаза волосы, немного косолапая походка. Да что тут говорить, это был он, точно он, только почему-то совершенно чужой и страшный.

– Не подходи! – крикнул Бакаль и попытался снять карабин, но мокрый ремень прилип к одежде, карабин не поддавался. Тогда Бакаль схватил мачете.

– Эй, друг! – услышал он в ответ хриплый, как будто придушенный голос. – Почему ты нервничаешь?

Незнакомец, а вернее – его близнец, дубль, если угодно, даже не замедлил шага. Бакаль понял, что он и не остановится, потому что его цель – он сам. А что произойдет, когда это чудовище приблизится к нему, схватка, борьба или полное растворение Бакаля в себе самом – он не знал. Но такой первобытный, всепоглощающий ужас поднялся откуда-то из глубин сознания при виде этой неотвратимой походки, этих глаз, не выражающих ничего, кроме пустоты, что Бакаль закричал, словно уже оказался в чьих-то беспощадных лапах и теперь погибал. Он стал отступать, насколько это позволяли сделать густые заросли, запутался в ползучих стеблях и упал на спину.

– Не подходи! – заорал он еще истошнее и выставил перед собой мачете, как меч.

Он не знал, что следует сделать, чтобы страшный пришелец оставил его в покое, дал хотя бы перевести дух. Бакаль, отползая, уперся в ствол дерева и приподнялся. Затем, понимая, что от этого зависит его жизнь, словно на последней игре, когда надо было направить тяжелый мяч в кольцо, попытался оттолкнуть пришельца взглядом.

Бакаль не рассчитывал на успех. Все так же его тело продолжал сковывать ужас, не слушались дрожащие руки, поэтому всю оставшуюся силу он постарался вложить в свой взгляд, хотя уже не надеялся ни на что.

Но его страшный двойник, не дойдя до него двух шагов, вдруг остановился. Он протянул вперед руки, и те словно наткнулись на невидимую преграду.

– Эй, парень! -сказал двойник. – Давай поговорим. Для того чтобы разговаривать, Бакаль был слишком испуган.

Да у него не хватило бы сил даже открыть рот, так как вся энергия уходила на то, чтобы держать пришельца на расстоянии.

– Давай поговорим, – упрямо повторил тот. – Ты ведь хочешь остаться живым?

Как и тогда, на игре, у Бакаля от напряжения пошла кровь носом. V пришельца чутко шевельнулись ноздри, и он вновь вытянул вперед руки.

Мачете был тяжелым, очень тяжелым. Бакаль тянул его за рукоятку сантиметр за сантиметром и все не мог поднять до уровня груди. Потом он понял, что надо выбирать что-то одно – или мачете, или взгляд. Сколько он сможет продержаться, создавая между собой и двойником невидимую стену, он не знал, но, видимо, недолго. Значит – мачете.

Он чуть крепче сжал рукоятку – на это ушли последние силы – и на секунду прикрыл глаза. Вслед за этим он поднял свое тело отчаянным рывком и, уже не видя, достигнет ли его удар цели, рубанул мачете перед собой.

Раздался отчаянный вопль, и, когда Бакаль вновь обрел возможность видеть и соображать, он увидел перед собой двойника. Правой рукой тот держался за левое плечо, которое выглядело странно пустым, вся его фигура перекосилась, и спустя еще мгновение Бакаль понял, что тот лишился левой руки.

– Зря, – прохрипел пришелец и отпустил плечо.

Бакаль ожидал увидеть страшную рану, но крови не было, лишь матово блеснула обнажившаяся кость.

– Зря, – повторил двойник и сделал еще один шаг навстречу.

На Бакаля снизошло безумие. Мачете засверкал в его руках, как нож мясника, разделывающего тушу. Он рубили кромсал, и, кажется, колотил своего врага рукояткой, а потом топтал поверженное тело ногами. Опомнился он лишь тогда, когда поскользнулся на месиве из мяса и костей и упал лицом в землю.

Так он лежал, то ли восстанавливая силы, то ли впав в полную отрешенность, сродни обмороку. Очнулся от голоса Шаки.

– Еще не все, – услышал он откуда-то сверху. – Это был помощник врага. Сама брухас где-то рядом.

Дождь продолжался. В голове у Бакаля гудело, словно он упал со скалы, ноги предательски дрожали. Первым делом он подтянул к себе мачете, отлетевший при падении, потом все же снял с плеча карабин. Дуло забила плотная пробка грязи, затвор оплела трава, куски дерна прилипли к ложу. Оружие никуда не годилось. На месиво под ногами Бакаль старался не смотреть.

Он не стал обсуждать с Шаки перипетии схватки. Он понимал, что если она не пришла на помощь, то случилось это не из-за того, что девушка испугалась или не захотела. Скорее всего, ее внимание было полностью поглощено другим противником, более страшным и сильным. И с ним только еще предстояло встретиться.

Стараясь не спешить и не нервничать, Бакаль очистил карабин от грязи, пощелкал затвором и на этот раз не стал закидывать оружие за плечо, а взял в левую руку – в правой он держал мачете. Идти таким образом было неудобно вдвойне, зато, как ему казалось, он более достойно мог встретить приближающегося врага на расстоянии.

То, что он выиграл первую схватку, вселило уверенность, хотя сил осталось совсем мало.

Это игра, сам себе сказал Бакаль. Не больше, чем игра. И риск не больше, чем когда-то.

Почему-то вспомнился Папанцин, кривая усмешка, с которой он подходил к Бакалю после игры, сжимая в руке обсидиановый нож. Вот это уже ни к чему. О поражении надо забыть, надо вспомнить победы. А они были. И много.