Мириам Аллен де Форд - «Если», 1996 № 09

Что касается меня, то я давно уже расстался с надеждой на возвращение. «Радуга Зеллера» никогда не перенесет меня домой, в этом я уверен. Ну и пусть. Я уже изменился, и эти изменения меня устраивают.

Вчера мы закончили новый дом, и Би Джи доверил мне установить на место последний бивень — тот, который они называют «костью духов», она не дает злым духам проникнуть в дом. Очевидно, мне оказали большую честь. Потом четверо мужчин спели «Песнь дома» — нечто вроде посвящения. Как и все их песни, она прозвучала на древнем сакральном языке. Я не мог петь вместе с ними, не зная слов, но что-то подхватывал, и, кажется, весьма успешно.

Я сказал всем, что, когда мы построим следующий дом, я сделаю пиво, и мы сможем отметить это событие как полагается.

Конечно же, они не поняли, о чем я говорю, но вид у них был весьма довольный.

А завтра, как сказал мне Пол, он начнет учить меня другому языку. Тайному. Который позволено знать только соплеменникам.

ФАКТЫ

Автомобильным пробкам — одной из самых раздражающих проблем большого города — похоже, скоро придет конец.

В Научно-техническом институте Джорджии была разработана первая система контроля за движением — «Терминус» — в основе которой лежит принцип работы нервной системы человека. «Терминус» содержит две подпрограммы: одна анализирует данные о возможных автомобильных пробках, другая — контролирует работу светофоров для обеспечения оптимальной регулировки движения. Электронные единицы — аналог нейронов — сообщают индивидуальный номер машины на определенном направлении дороги и посылают импульс о местонахождении автомобиля в главный компьютер. Если количество импульсов с одного участка шоссе превышает допустимую норму, системе, регулирующей работу светофоров, дается команда на увеличение промежутков времени для проезда. Впервые «Терминус» использован в Атланте во время Олимпийских игр.

Рабочие, занятые на физической работе, наиболее подвержены травмам спины. Это хорошо известно предпринимателям, вынужденным выплачивать травмированным большие денежные компенсации. К решению проблемы подошли ученые университета штата Огайо. Они изобрели и сконструировали некую «упряжь», контролирующую движения, и подключили ее к компьютеру. Сенсоры, расположенные вдоль позвоночника, дают изображение движения в трехмерном пространстве. Компьютер анализирует те, которые оказывают действие на поясничное сплетение, контролируя группы мышц, подверженные наибольшему риску. В случае опасности звучит сигнал. Изобретение, по мнению ученых, должно дать весьма высокий эффект.

Сергей Бережной

ПЯТАЯ СТУПЕНЬ

Разговор о судьбах отечественной фантастики, начатый В. Ревичем, продолженный Э. Геворкяном (см. №№ 4–8), завершает петербургский критик, главный редактор критико-библиографического журнала по проблемам фантастики «Двести».

Итак, российская НФ в 90-е годы…

Любые заметки о нашей современной отечественной фантастике напоминают репортаж о пуске очередного космического корабля. Прошла команда «ключ на старт», грохнула в бетон огненная струя, носитель уходит в небо… «Рыскание, вращение в норме… есть отделение третьей ступени…»

Не отпускает меня ощущение, что я сотрудник ЦУПа. Телеметрия перед глазами. Полет нормальный, иностранный. Отделяется ступень за ступенью, а выхода на орбиту все нет и нет, остается только констатировать новое событие — новый этап — в ходе полета. И я говорю: «Есть отделение третьей ступени…» Это репортаж о «полете» отечественной фантастики. Каждое новое поколение писателей отталкивается от опыта и наработок предыдущих поколений, приобретает набранную «старичками» скорость — и включает свои двигатели.

В конце 80-х Борис Стругацкий частенько обнадеживал отечественных авторов: рынок все поставит на свои места, кто пишет лучше, тот будет больше издаваться. Поскольку немало российских авторов действительно писали лучше, чем, к примеру, Гамильтон или Ван Вогт, то торжества рынка наши фантасты ждали с нетерпением.

И Борис Натанович не ошибся. Издавать начали — причем именно тех, кто писал лучше. Но это было совсем-совсем другое «лучше». Рынок не интересовался художественными достоинствами прозы. Издатель был озабочен лишь тем, каким тиражом эту прозу можно продать.

Буквально за два-три года определились «лидеры продаваемости» нашей фантастики. Авторы (никак не могу назвать их писателями), бывшие во время оно аутсайдерами, начали «клепать» роман за романом. По сравнению с тиражами их книг словно поблекла слава блистательных Стругацких и отступил в тень доселе беспроигрышный Кир Булычев.

Для всех прочих кропотливых творцов, державших наготове манускрипты и ждавших лишь сигнальной ракеты, чтобы броситься на штурм издательств, стало ясно, что ракета не взлетит. Сигнала не будет.

Легкой победы не получилось. О массовых тиражах можно было забыть. Некоторые дрогнули и решили, что игра не стоит свеч. О них умолчим из сострадания. Ну а плодовитые «лидеры» пусть не рассчитывают на бесплатную рекламу. Остались те, кто, видимо, по наитию, ибо опыт существования в условиях рынка уцелел разве что в самых потаенных глубинах генной памяти, надеялись, что их час придет.

И час пробил.

В 90-х годах «четвертое поколение» фантастов, которому долго не давали включить двигатели, наконец сумело реализоваться. Они издают книги, получают премии, создают неортодоксальные концепции — в общем, «полет нормальный».

К тому времени к отделению была готова уже следующая ступень — новое поколение фантастов. Они по молодости своей не успели получить горьких пилюль от стражей идеологии из Госкомиздата, не испытывали неприязни к Гаррисону и Хайнлайну за то, что романы оных публикуются чаще и лучше, не пытались привить читателю вкус к «странной» прозе и литературным экспериментам. Новые авторы любили Гаррисона если и не больше, чем Стругацких, то почти так же, как Воннегута. Они видели разницу между книгами Олдоса Хаксли и Урсулы ле Гуин, но читали «Обезьяну и сущность» и «Левую руку тьмы» с одинаковым удовольствием. Для этого поколения вровень с книгами Стругацких встали «Властелин Колец» Тол кина и «Дюна» Херберта.