Алексей Бессонов - Концепция лжи

– Бля! Ой, мамочки…

Тупая боль в копчике на какое-то время парализовала его колени. Ругаясь и шипя, он попробовал встать, подскочившая к нему Жасмин нагнулась и протянула ему руку.

В этот момент в голове Леона вспыхнула необыкновенно яркая картина…

… темный коридор давно погибшего исследовательского комплекса, надвигающееся удушье, золотой свет, приближающийся словно ниоткуда, три фигуры в диковинных скафандрах, и – рука, протянутая ему. Рука в чешуйчатой черной перчатке.

Все детали происшедшего тогда, детали, которые он не раз тщетно пытался вспомнить, проявились вплоть до мелочей.

И главной деталью был гибкий изгиб фигуры в черном скафандре.

Тяжело дыша, Леон встал. Его сердце готово было выскочить из груди, и он, пряча от женщины свое волнение, нагнулся и принялся массировать ушибленный копчик.

– Тебе больно? – испуганно спросила Жасмин. – Ближайшая больница далеко отсюда?

– Ерунда, – ответил Макрицкий; он постепенно отходил, хотя по позвоночнику медленно ползла противная волна дрожи. – Сейчас все будет нормально. Дай мне отхлебнуть, и все сразу пройдет. В детстве я еще не так падал.

– Может, тебе не надо больше пить?

– Типично европейская глупость! Дай, говорю, бутылку!

Отвернувшись, он сделал несколько больших глотков, и ему сразу стало легче.

Я не мог ошибиться. Такого не бывает. Не мог… О, боже!

– Пойдем, наверное, – предложил он, бросая опустевшую бутылку в урну. – Я был бы рад пригласить тебя на чашку кофе, но видишь, как вышло… Давай, может, завтра? У тебя все тот же номер?

Когда за окнами окончательно стемнело, Макрицкий вытащил из кармана халата свой коннектер и медленно набрал несколько цифр на дисплее.

– Жасмин? Послушай, я думаю, мне нужно срочно встретиться с господином Трубниковым. Чем раньше, тем лучше – хорошо бы прямо завтра…

Глава 6

Ресторан «Ермак», хитро упрятанный в переулках Старой Москвы, Леон сумел найти только с помощью таксиста, так как его навигатор то ли безбожно врал, то ли решил вдруг пожить какой-то своей жизнью. Кабак оказался из очень дорогих, «конфиденциальных»: в таких любили проводить свое время солидные финансисты и чиновники, кого попало сюда не пускали, но Макрицкий, заранее предполагая нечто подобное, надел достаточно дорогой костюм и вытащил из домашнего сейфа пару перстней, которые в обычной жизни практически не носил. Когда-то покойная бабушка очень любила дарить внуку и внучкам дурацкие побрякушки. Теперь пришло время и для них.

Припарковав свой «Дон» на полупустой парковке, огороженной благородными искусственно заржавленными цепями, он кивнул охраннику и неторопливо вошел в холл ресторана.

– Прикажете столик, сударь? – поинтересовался у него администратор в длиннополом кафтане и с накладной служебной бородой.

Леон молча наклонил голову. Халдей слегка поклонился в ответ, провел его через длинный зал, в котором сидели всего лишь две компании, причем одна из них явно происходила с Ближнего Востока, и усадил за угловой стол, накрытый тяжелой синей скатертью. Тотчас же рядом вырос официант с пластинкой блокнотика в руках.

– Сто пятьдесят «Генуэзца» и двойной кофе по-турецки, – приказал Леон. – Пока.

Половой коротко чиркнул стилом по дисплею и исчез. Макрицкий достал портсигар, но закурить не успел – из-за колонны, загораживавшей для него некоторую часть зала, осторожно выплыл бородатый и, приблизившись, зашептал:

– Пан Макрицкий, если не ошибаюсь?

Леон кивнул, не разжимая губ.

– Вас ожидают, сударь…

За колонной обнаружилась незаметная дверь, ведущая в длинный коридор, где располагались отдельные кабинеты. Администратор, двигаясь бесшумно, как кот, провел Леона мимо нескольких дубовых дверей с золочеными ручками и остановился. Леон опустил глаза, – вышколенный халдей тотчас же скользнул прочь, и нажал на гладкую львиную лапу.

– Здравствуйте, – произнес он, входя.

За полированным столом, уставленным серебряными тарелками с закуской, сидели Жасмин и Трубников, еще более молодой, чем он выглядел в Риме. На женщине было строгое вечернее платье с глухим горлом, делавшее ее похожей на жену премьер-министра на приеме, Цезарь же Карлович, напротив, выглядел довольно легкомысленно: клетчатый клубный пиджак и цветастая косынка в расстегнутом вороте рубашки. При виде Макрицкого он дружелюбно улыбнулся и указал ему на стул напротив себя. Глаза полуобернувшейся Жасмин остались холодными, что сразу насторожило Леона.

Верно ли я сыграл, спросил он себя, садясь. Хотя что уж теперь. Карты на стол, господа…

– Рад вас видеть в добром здравии, синьор Кастольди, – Леон вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. – Или все же Цезарь Карлович?

Жасмин едва заметно дернула краем рта, что не ускользнуло от глаз Леона. В животе снова набух и опал противный комок.

– Лучше второе, – добродушно ответил Трубников. – Вам так будет проще.

Он говорил по-английски, из чего Леон сделал вывод, что русского Жасмин действительно не знает – или, если и знает, то в недостаточной степени.

Трубников взял с подноса серебряную рюмочку и налил ему коньяку из небольшого пузатого графина, стоявшего поодаль. Это был «Генуэзский пират». Леон слегка поднял бровь. Ситуация становилась все интереснее.

– Вы хотели видеть меня, – напомнил ему Трубников.

– Но вы, как я понимаю, тоже, – парировал Леон, наслаждаясь ароматом коньяка.

Цезарь Карлович покивал.

– Разумеется. Но сперва – дорогой майор, вас не очень оскорбит моя просьба передать ваш пистолет Жасмин? Дело в том, что в силу некоторых причин я очень не люблю, когда со мной разговаривают вооруженные люди.

Леон вспыхнул. Он готов был спорить на что угодно, что его плоский сороказарядный «Лемберг» невозможно разглядеть под достаточно широким пиждаком.

– Видите ли, – кротко вздохнул Трубников, – человек, не умеющий носить оружие, не умеет и скрывать его наличие. Впрочем, для меня будет достаточно, если вы удалите из пистолета батарею.

Макрицкий молча вытащил «Лемберг» из кобуры, сдвинул узенькую планку на рукояти и протянул Жасмин тонкий штырек вакуумной батарейки. Теперь у него оставался только один выстрел – на энергии, запасенной разрядником.

– Это все? – спросил он. – Или средства связи тоже?

– Мне не хотелось вас обидеть, – снова вздохнул Цезарь Карлович. – Просто мой личный опыт несколько отличается от вашего – скажем так, я слишком много воевал. И привычки у меня соответственные. Коннектер, разумеется, вы можете оставить при себе.

– Простите, – стушевался от его тона Макрицикий и выпил наконец свой коньяк.