Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur

По влажному тротуару ему навстречу шел… нет, наверное, все-таки человек. Да, совершенно точно: человек, опутанный полупрозрачным флером. Будто вместо одного кишечника у него было два и второй проходил снаружи, как коммуникации центра Помпиду в Париже. Будто эти огромные органы были сотканы из тумана, или нарисованы светом, или устроены при помощи таинственных 3D-технологий.

Крокодил с превеликим трудом заставил свое лицо принять обычное, хоть и не очень приветливое, выражение. Сосед шел, опутанный своими представлениями о жизни: о превосходстве денег. О натуре женщин. О тупости черных. Он шел, увешанный кислым опытом, вооруженный ошибками, нагруженный бытовыми мифами, и на голове его тюрбаном возвышалось кривое заблуждение, которое сосед считал своей верой в Бога.

— Привет, Андрей, с работы? Что это ты? Пьяный, что ли?

— Есть немного, — с трудом проговорил Крокодил.

— Ты смотри, иди в постельку, а то менты заметут…

И сосед пошел дальше, окликнув собаку в камуфляже, которая радостно завиляла хвостом: чистая тварь, укрытая единственной светлой идеей — верой в хозяина.

Он нашел в кармане ключи и с первого раза, не промахиваясь, попал в скважину. Сработала память рук. От запаха прихожей — обыкновенного запаха дома, в котором смешались и пыль, и одеколон, и нотка табачного дыма, принесенная вытяжкой из соседней квартиры, — Крокодил едва не потерял сознание.

«Я дома».

Хлюпая ботинками, он прошел на кухню — семь квадратных метров. Пустой вазон на подоконнике, где был кактус, но почему-то сдох. Клетчатый стол и след от чьей-то сигареты на ламинированном полу. Крокодил опустился на табурет, подтянул к себе телефон, прослушал автоответчик. Кроме позавчерашнего звонка от заказчика, не было никаких записей.

Он пять раз подряд позвонил на мобильник Светке: «Абонент вне зоны доступа».

Светкиной маме он позвонил всего однажды, та долго бранила его за поздний звонок: «Что случилось? Ничего не случилось! Пить надо меньше, Строганов!»

Тогда он стал покорно ждать звонка, но звонка не было. Все сроки прошли.

Он сидел в квартире, как в колбе с откачанным воздухом, — до полуночи. Потом почувствовал, что задыхается, и вышел. От своей станции метро дошел до центра, пересек его по малолюдным, залитым светом улицам, миновал промзону и снова углубился в спальные районы. От него шарахались — припозднившиеся попрошайки, менты, пьянчуги, шлюхи, таксисты, обыкновенные случайные прохожие, с опаской пробирающиеся сквозь ночь. Крокодил шел, джинсы его промокли до колен, ботинки хлюпали с каждым шагом. Встречные тонули в застарелом цинизме, их жизненные ценности топорщились заскорузлыми пулеметными лентами. Крокодил шел и при виде гротескных, липких, запятнанных страхом фигур в ужасе закрывал глаза.

Он звонил Светке, ее телефон то отзывался короткими гудками, то вовсе не отвечал. Он звонил домой и прослушивал автоответчик, но там было пусто.

Потом сел аккумулятор в мобильнике.

На рассвете улицы заново ожили, новые люди потянулись под небо — кто с собакой, кто с кошелкой, кто с портфелем под мышкой. Крокодилу стало легче дышать: утром на людях лежала надежда, как светящаяся пыльца. Он видел веру под напластованиями заблуждений. Он видел настоящую любовь, искреннюю благодарность, тысячи разных привязанностей. Стоя у пустого дома, предназначенного под снос, он смотрел на старый вазон, забытый на балконе, и засохшее растение в вазоне; и балкон, и два окна над ним хранили следы длинного счастья.

А потом взошло солнце, и люди приободрились еще больше. Крокодил стоял на углу, держась за железный столб со знаком «Пешеходный переход». Крокодил смотрел на людей, часто мигая; в свете новой надежды сделались различимы контуры человеческого образа — эскиза, проекта, первоначальной идеи. Годы жизни среди материи отяготили идею многослойными напластованиями, но в свете надежды она была различима, и люди шагали вокруг Крокодила, будто в хрустальных доспехах, в серебряных экзоскелетах.

«Я сойду с ума, — думал Крокодил. — Либо уже сошел».

«Как мне хочется посмотреть на себя, — думал Крокодил. — Но я зажмурюсь, если поднесут зеркало».

Он вернулся домой за полдень. Молодая соседка, встретив его у лифта, отшатнулась; Крокодил отшатнулся тоже. Соседка была затянута в непробиваемый эгоизм, как в костюм химзащиты.

Он вошел на кухню, не снимая мокрой обуви, и включил телевизор на холодильнике. Из глубины экрана глянул, улыбаясь, холеный человек, увитый ложью, как желейной лианой. Крокодил выключил экран и уронил пульт.

Раскатились по ламинату круглые батарейки.

Он снова набрал Светкин номер.

— Алло? — сказал далекий голос со злыми капризными нотками.

— Света, — он не поверил своему счастью. — Это Андрей. Что у тебя? Что случилось с малым?

— Строганов? — трубка чихнула. — Ты откуда?

— Из дома…

— Придурок, у меня столько бабок сожрет за входящий!

— Что у вас случилось? Как Андрюшка, он здоров?

— Засуетился, папашка, — голос женщины скрежетнул. — То месяцами не звонишь, то вдруг проснулся… Я тебе дозвониться не могла! Все время занято!

— Что случилось?!

— Уже ничего!

И Светка дала отбой.

Он перезвонил трясущимися руками:

— Света, что…

— Да не звони мне больше! Потеряли малого в аэропорту, Витька мне тут наговорил фигни всякой, что это, типа, похищение, а малой нашел бесплатную приставочную игру и завис… Пороть его некому! И не звони мне больше, мейл есть, пиши, если припечет…

И связь закончилась.

Крокодил посидел, сгорбившись, глядя на мокрые ботинки.

Развилка. Вилочка. В прежнем варианте будущего он и не думал никому звонить ночью — и Светка сама ему дозвонилась, в истерике. А что он мог сделать, если сын пропал в аэропорту где-нибудь в Лондоне, в Мюнхене… В каком хоть городе?!

В прежнем варианте будущего он, вероятно, мучился всю ночь, пил коньяк и закусывал анальгетиками. Потом дозвонился до Светки, и та, чихая и злясь, сообщила бы, что мальчишку уже два часа как отыскали.

В новом варианте будущего события почему-то сдвинулись на несколько часов. Почему-то Светка позвонила позже, а поскольку он набирал номер, как попка, всю ночь — Светка не смогла пробиться к нему на мобильный. Вилка…

Откуда? Почему?

Ну и дурак этот ее новый… Витька. «Похищение», как же. В аэропорту. Придурок…

Ботинки стояли на полу в двух овальных лужах. Крокодил пошевелил пальцами ног; ступни замерзли и почти потеряли чувствительность. На мягкой травке Раа он отвык от холода…

Но никакого Раа не было. Это будущее, которое не сбылось. Еще одна вилка, побольше.