Ник Перумов - Череп в небесах

– Что ж, они и танки так остановят? – всё не верил юнкер.

– Я бы на них особенно не рассчитывал, – откровенно заметил я. – Их сожгут безо всякой пользы. Придётся по старой суворовской пословице – пуля дура, штык молодец…

– Простите, господин лейтенант, какой пословице?

– Суворовской, юнкер. Историю военного искусства вам в училище читали? И хватит меня господино-лейтенантить, сколько уж раз тебе говорено…

– Виноват, господин лейтенант. Никак нет, не читали, господин лейтенант. Ускоренный выпуск, господин лейтенант.

– Ты безнадёжен, – я отвернулся. – Вот увидишь, сейчас они всё-таки пустят танки, понесут потери, а потом…

Я не договорил. В ночи за нашими спинами взревели моторы. За время многочисленных переформирований, создавших целую бригаду из батальона усиленного состава, «Танненберг» успел обзавестись полноценным танковым батальоном прорыва. В бой шли тяжёлые PzKpfw-VII, и земля стонала под мощными гусеницами. Сколько лет прошло после изобретения танка, а движитель оставался всё тем же, почти как при царе Горохе. Сказки о скользящих над полем боя «гравилётах», похоже, удалось реализовать лишь нашим нынешним противникам.

– Господин… Руслан, начинаем? – осмелел Вольфиц, когда бронированные громады, плавно покачиваясь, миновали нас и, развернувшись веером, двинулись туда, где наши мониторы упорно показывали «передний край врага».

– Сиди тихо, дурак, – сквозь зубы рыкнул я, включив приватный канал. – Пойдём, когда я скажу, ясно? А если не ясно, я тебе быстро объясню.

В наушнике испуганно пискнули. Вольфиц, похоже, боялся меня до чёртиков.

– Сейчас осьминоги нам устроят… – проговорил я, проглотив циничное окончание фразы: «с печёными танковыми экипажами на закуску».

И они таки устроили.

Ручное оружие октопусов обращало тяжёлые штурмовые танки в пылающие костры; горели и бронетранспортёры, ну а о том, чтобы поднять в небо вертолёты, и думать не приходилось – верная смерть.

По боевым порядкам танков пронёсся огненный вихрь, машины вспыхивали одна за другой, не спасала никакая броня.

– А вот теперь пошли, – негромко проговорил я.

Все три взвода, пешком, словно солдаты Второй мировой, двинулись следом за танками. Миновали одну жарко пылающую машину, вторую, третью; по ним словно ударило невидимым молотом. Броня вмята, башни сорваны, из раскрытых погонов вырывается пламя. Вольфиц заикнулся насчёт поиска раненых, но я даже не стал отвечать. После таких взрывов никто не выживает.

Но всё-таки Дбигу слишком увлеклись этими большими рычащими и так ярко полыхавшими игрушками; они то ли не заметили нас, то ли заметили слишком поздно. И оружие их, как и всякое оружие на свете, требовало перезарядки.

…Закованные в броню, уснащённые бесчисленными чипами, экранами, целеуказателями, дальномерами и прочим, мы шли в атаку, словно безоружное ополчение под Москвой. На моём дисплее высыпало множество одиночных алых точек – Дбигу наконец поняли, что происходит. Похоже, они и поверить не могли, что эти безумные людишки полезут на них в самоубийственную атаку. Однако же мы полезли. Если что и отличает нас от этих разумных октопусов, так это способность именно к самоубийственным атакам.

Началась обычная работа – нацеливать моих людей на осьминогов с «тяжёлым оружием», тем, что прикрывало их цепь от ракетных снарядов, создавать локальные точки перевеса в силах (Дбигу растянули свою цепь почти равномерно), корректировать огонь ротных ракетных средств, там, где нам удавалось прикончить октопуса с длинной тубой, заставлявшей наши летящие снаряды взрываться в воздухе, не причиняя вреда никому, кроме нас самих.

Мы наступали по старинке, перебежками, прикрывая друг друга огнём, до тех пор, пока не сцепились с Дбигу врукопашную. Броня на такой дистанции не спасала, и люди с их противниками равно превращались в пылающие костры. Сверхмощное ручное оружие Дбигу сыграло с ними злую шутку: они не могли использовать его среди своих.

Мне в ту ночь удалось сохранить холодную голову. Я ничего не имел против Дбигу. Они воевали с Империей, а не с моей родной планетой. При иных обстоятельствах я бы первый сказал: «двое дерутся, третий не мешай».

Меня не отпускало навязчивое впечатление, что Дбигу пришли сюда вовсе на для боя; что их «армия» действует совсем не так, как полагалось бы настоящим вооружённым силам, – и я не мог найти этому объяснения.

Кроме лишь одного – мы, люди, уже не должны были оказывать сопротивление Дбигу, особенно после того, как мы столкнулись с «матками» и Тучей. Похоже, именно они играли роль ударного отряда наших неведомых врагов, после них ожидалась лишь безжизненная пустыня, подобно тому, что и осталась на Омеге-восемь и Иволге.

О, конечно, они огрызались. Невысокие, приземистые, октопусы и в броне умели распластываться по земле, так что наши инфракрасные прицелы едва находили их. В конце концов и в самом деле дошло до рукопашной.

…Я и мой импровизированный «штаб» двигались следом за ротой: давно прошло то время, когда место командира было впереди, что называется, на лихом коне. Наш ползун негромко урчал мотором, на полную мощность работали все глушилки, старательно маскируя наше местонахождение – нелишняя предосторожность, особенно после того, что Дбигу устроили наступавшему танковому батальону. Два шли, развернувшись в боевую цепь, третий играл роль мобильного резерва, я брал то одно отделение из него, то два, чтобы создать перевес на том или ином участке; из первой линии отделения отводились назад для краткого отдыха. На командирском канале устроил настоящий бенефис неподражаемый господин старший мастер-наставник: богатству изоформ и сочетаний на тему тропической фауны позавидовали бы профессиональные комики. Ему опять пришлось принять взвод: новоиспечённый командир юнкер Хиппер получил своё, и медики эвакуировали его в тыл. Я охотнее поставил бы на взводы испытанных вахмистров, вроде Микки; но перед выброской Валленштейн приказал заполнить вакансии офицерами, пусть даже не полноправными, а после ускоренного выпуска, как Вольфиц, или вовсе брошенными на фронт без экзаменов, в прежнем чине юнкера, как Хиппер.

– Осторожнее, вахмистр, они сконцентрировали два десятка против вашего взвода! Отступите на сто метров до жёлтой отметки, я посылаю два отделения резерва, они ударят им во фланг. – Я нажал клавишу, на дисплее у меня и у оберштабсвахмистра высветился янтарным тот рубеж, на который следовало отступить его взводу.

– Есть отступать до жёлтой отметки! – браво отрапортовал Клаус-Мария. – Эй, вы, шимпанзе шерстистые! А ну-ка…

В эфире внезапно воцарился полный хаос. Я поспешно включил прямую трансляцию сигнала с камеры штабсвахмистра и содрогнулся – словно совершенно ополоумев, Дбигу лезли прямо на наш огонь, я увидел, как закованные в узкие броневые кольца щупальца хлещут во все стороны, отбрасывая со своего пути моих оглушённых бойцов.