Александр Абердин - Война Космического Ганфайтера

Лже-графиня, вся сияя от радости, поднялась из кресла и вальяжным жестом протянула ему руку. Николай, лучезарно улыбаясь, поцеловал ей руку, сдержанно поклонился подошедшим Трелону и принцу и повёл пассажирку к выходу из трюма. Всю дорогу женщина что-то говорила ему, но он лишь улыбался и кивал ей в ответ. Лишь у люка, ведущего в её каюту Николай, выпустив руку красотки, вежливо сказал:

— Прошу простить меня, ваше сиятельство, но меня ждут дела и потому я не смогу присутствовать за столом во время обеда.

Терпеливо выслушав всё, что та принялась говорить ему в ответ, он вежливо поклонился и направился сначала в кубрик, а затем в пилотскую рубку. Вскоре к нему присоединились Кинг-Конг и Крошка Енот и они начали разбирать поединок, заснятый несколькими видеокамерами, по косточкам. В основном их интересовало то, что делал на ринге Трелон. Прокрутив в замедленном темпе очередной эпизод, полковник Соловьёв сказал задумчивым голосом, потирая челюсть так, словно это он получил удар справа, а не Крошка Енот:

— Да, парни, с координацией у этого типа всё в полном порядке. Здорово он сумел извернуться. Про удар я уже и не говорю. Садани он Кроша не кулаком в челюсть, а пальцами под неё и малость порезче, пришлось бы нам его хоронить со всеми воинскими почестями, а потом строчить похоронку семье.

— Похоже на то. — Согласился с ним Николай — Но я всё же не считаю этого бугая слишком уж опасным противником, Димыч. Крош, разреши я ему оторваться, грохнул бы его в первые же две минуты схватки. — Тряхнув капитана Смольникова, он прибавил весёлым делом — Ты молодчина, Крош, так и не показал ему зубы, хотя он и подставлялся тебе, но самое главное, сумел создать впечатление, будто ты работал на полном пределе сил. А как дышал под занавес, как дышал, ну, просто вылитый подорванный мерин. Только что не кашлял кровью, да, и руки у тебя дрожали и ноги подгибались так, что дяде Жоре было впору выбрасывать полотенце на ринг. Мне даже не пришлось делать вид, что тебя жалко. Зато у Трелона дыхание сбилось капитально и это, как мне кажется, была не игра.

Капитан Смольников кивнул головой и подтвердил:

— Это точно, командир. Он ещё минут за десять до окончания боя был на пределе, держался на одних только морально-волевых и это точно была не игра, ведь он выкладывался на всю катушку и самое смешное заключается в том, что Трелон не столько вкладывал все свои силы в удар, сколько удерживал себя от этого. Похоже, что с самоконтролем у энергонов не всё слава Богу. Если это действительно так, то в реальном бою нам будет малость полегче. Достаточно будет сдержать их первый натиск, а дальше мы будем посмотреть, чьи в лесу шишки. Хотелось бы мне только знать, в каких условиях нам придётся сражаться, с какой толпой и куда прорываться.

Николай и полковник Соловьёв громко рассмеялись над его мечтами и в один голос воскликнули:

— Размечтался, милок! Да, мы на каждую вторую боевую операцию идём без вводной! — Доставая из бара бутылку бренди, Николай добавил — Ладно, парни, давайте накатим по сто капель и за работу. Вам-то хорошо, а мне теперь нужно будет каждый день общаться с этой милой к компанией, да, к тому же надо подумать, как нам превратить боевую рубку в обеденный зал.

Кинг-Конг обвёл взглядом пилотскую рубку и сказал:

— Коля, не майся дурью, оставь боевую рубку в покое. Свяжись лучше с Гайкой и попроси его соорудить интерьерчик покрасивше для пилотской. Она у нас тоже немаленькая, так что если развернуть пилотские кресла и поставить в неё круглый стол, а к нему приставить стул или табуретку для Трелона, то эта мымра останется довольна твоим гостеприимством. Жаль мне тебя, конечно, но ничего не поделаешь. Вот увидишь, на Фумусе выяснится, что у неё имеется план этой Поллентии, только я подозреваю, что это будет чистейшей воды деза.

Николай оглядел пилотскую рубку вслед за Кинг-Конгом. В длину она имела семь метров, а ширину пять, но это было не прямоугольный, а овальный в плане отсек, входной люк в который находился в её задней части. Её действительно можно было превратить в уютную столовую, но для этого нужно было сначала попросить главного артифекса, барона эс-Турбатора, имевшего шутливое прозвище — Гайка, изготовить всё необходимое в мастерских «Оффенсио», а затем включить транс-телепорт. Почесав затылок, он решительно тряхнул головой и связался с линкором. Нарцисс Гайка выслушал его просьбу без малейшего удивления, ему приходилось выполнять и не такие заказы, задал пару вопросов относительно декора и сказал благодушным тоном:

— Никки, вашему брату давно уже нужно было сделать так, а то на ваших гладиусах по пьянке и расколотить нечего. Хорошо, парень, уже завтра ты сможешь пригласить в свою столовую даже особу приближенную ко двору, а не то что эту венефику.

В два часа дня по имперскому времени следующего дня Николай не поленился послать пассажирам гладиуса приглашения прибыть в пилотскую рубку, чтобы отобедать вместе с ним. Приглашения были оформлены в соответствии с лучшими традициями рианонских аристократов и к ним прилагались три большие пластиковые коробки. В двух лежали парадные мундиры, один имперского космофлота с адмиральскими погонами и даже внушительного размера набором орденских планок, а второй офицера имперского космофлота с набором погон начиная от капитанских и заканчивая генеральскими, включая целую россыпь самых разных орденских планок. В третьей коробке лежало несколько вечерних платьев, пошитых по меркам лже-графини, а также весьма неплохая коллекция драгоценностей. Поэтому, как того и ожидал Николай, все трое явились к обеду при полном параде.

Правда, сам обед отнюдь не отличался обилием деликатесов. Зато на столе стоял букет цветов и пара бутылок отличного рианонского вина, белого и красного. Однако, не это поразило пассажиров больше всего, а интерьер пилотской рубки, исполненный в нежно-сиреневых с синим тонах. В принципе о нём проще всего было бы сказать, что он был изготовлен в лучших традициях стиля барокко, но более всего столовую украшало несколько живописных полотен принадлежавших кисти Керна Маршад-роу, четыре пейзажа и портрет командора Сильвера в полный рост, исполненный в героико-патриотическом стиле, то есть с золотым гладиусом центуриона Империи в руках. Сам гладиус, подарок Дядюшки Сальве, висел на стене рядом с портретом. Лже-графиню роскошь преобразованной пилотской рубки так умилила, что она не преминула сказать:

— О, командор Сильвер, какая прелесть, мне просто не верится, что я нахожусь на борту космического истребителя. Неужели это всё хранилось в трюмах вашего корабля?