Стас Иванов - Организм 2.0

— Анестетический эффект. – Долин коснулся верха живота, замотанного под свитером бинтом, и с усилием согнул схваченный фиксатором локоть, который чуть не раздробил Боштан. – Боюсь, что без сильных медикаментов могу развалиться.

— Тогда одобряю, – кивнул Варай. – Если желаете, Алексей, могу исследовать вас на предмет различных заболеваний и травм. А то мне здесь, сами понимаете, с моей специальностью трасплантолога заняться совсем нечем.

Долин кивнул на Швеца.

— Исследуйте лучше его. Я в состоянии позаботиться о себе сам.

— С Ярославом я, к сожалению, уже закончил, – уныло признался Варай. – Пока он соблюдает режим и предписанные рекомендации, с ним все будет в порядке. Полагаю, мне больше не доведется коснуться его.

— Ну–ну, док, – попытался приободрить скучающего старика Швец. – Еще успеете помучить меня. Кому‑то ведь надо снимать швы.

— Какие швы, юноша? – иронично приподнял бровь Варай. – Лазерный скальпель умеет прекрасно сшивать раны без ниток и по всей плоскости надреза. Когда рубцы схватятся, а это случится дня через три–четыре, я сниму бинты, и мы сразу сможем сыграть партию в настольный теннис.

— Так быстро? – восхитился Швец. – Ничего себе. Да вы настоящий ас, док. Я вообще распрощался с рукой, а вы взяли и пришили ее обратно.

Карие глаза Варая, обрамленные паутинкой морщин, хитро блеснули.

— Благодарите не меня, а Снежинку. Ваше спасение, по большей части, ее заслуга.

— Что за Снежинка? – принялся непонимающе вертеть головой Швец.

— Шимпанзе–бонобо, карликовое шимпанзе – пояснил Долин. – Одно из подопытных животных.

Швец моргнул.

— И причем здесь шимпанзе?

— Оно стало твоим донором, – ответил Долин. Не пытаясь смягчать выражения, он сообщил: – Когда мы добрались сюда, ты был практически трупом. Пришлось делать срочное переливание крови. Только возникла проблемка – у тебя редкая группа. Было некогда чистить нашу кровь от антител, но тебе крупно повезло – у Снежинки оказалась та же группа, что и у тебя.

И без того бледный Швец стал белым как полотно.

— То есть, получается… вы что, закачали в меня кровь обезьяны?!

Никитина улыбнулась.

— Также мы использовали части ее мышечной ткани, сосуды и сухожилия, чтобы восстановить вам руку. Иначе пришлось бы ампутировать. Сшивать было просто нечего.

Пока Швец не ляпнул чего лишнего, Долин хлопнул его по колену и объяснил:

— Расслабься. Здесь никто не ставил над тобой экспериментов. Генетическая база шимпанзе совпадает с человеческой на девяносто девять процентов. В экстренной ситуации можно смело переливать кровь человеку от шимпанзе, если она одинаковой группы. Их ткани также подходят для трансплантации. – Алексей ухмыльнулся. – Поэтому считай, тебе повезло, что для тебя нашелся донор. Пусть и немного волосатый.

— Черт… – прошептал Швец. – Обезьянка‑то хоть в порядке?

— Шимпанзе карликовое. Пришлось использовать всю ее кровь.

— Черт… во дела…

Откинув сползшую на глаза челку, Варай с любопытством уставился на Долина.

— Интересно… Очень интересно. Редко можно встретить человека, который бы так спокойно относился к настолько щекотливым в этическом плане вопросам, как пересадка тканей и переливание крови от животному человеку. Обычно люди воспринимают свое тело как какую‑нибудь святыню. Даже многие врачи стараются избегать приема таблеток.

— Я тоже считал свое тело чем‑то драгоценным и неприкосновенным, – признался Долин. – Потом я поступил в Ветеринарку и на третьем курсе поучаствовал во вскрытии. – Он пожал плечами. – Трудно относиться к телу как храму, когда знаешь и видел, что у тебя внутри. Трудно считать себя кем‑то особенным, когда ты понимаешь, что под кожей ты мало чем отличаешься от обычной лягушки. Еще до пандемии я привык видеть смерть, я привык убивать, я привык к крови, поэтому воспринимаю любое тело лишь как… – он щелкнул пальцами, – сложный механизм.

— Очень рациональный подход, – кивнул Варай. – Но такой рационализм может быть опасен. Кое–кого он сподвиг творить ужасные вещи.

— Не волнуйтесь, я отделяю этику и мораль от физиологии. Я бы ни в коем случае не стал одобрять эксперименты некоторых врачей прошлого. Также я имею понятие о ценности жизни и стараюсь не убивать без веской причины. Даже протистов. Как ни взгляни, но они тоже живые.

Вежливый кашель заставил всех обернуться: в дверях замер Дай Чуань. Невысокий, худой китаец выглядел не старше тридцати, однако по непроницаемому восточному лицу было трудно определить его истинный возраст. Впрочем, ученик создателя модифицированной токсоплазмы действительно был самым молодым из пятерки ученых. Специализация в паразитологии и многолетний опыт работы под присмотром профессора Чи Квона невольно сделали его авторитетом в вопросах борьбы с токсоплазмой и обеспечили ему билет в подземный комплекс.

— Извините, я немного подслушал ваш разговор, – учтивым тоном произнес на идеальном русском китаец. Шаркая по полу тапочками, он прошел к коллегам и занял свободный стул, оказавшись аккурат напротив Долина. – Продолжайте. Мне очень интересно.

— Нам тоже, – буркнул Швец. Прищурившись, с угрозой уставился на китайца. Никитина, поведавшая штурмовику и про вакцину, и про Чи Квона, вспыхнула, попыталась взглядом утихомирить Ярослава, но того уже было не остановить. – Ну‑ка, дружок, расскажи‑ка, как это ты додумался превращать людей в зомбаков? Что, решил закончить, что не получилось у твоего шефа, да?

— Я бы предпочел избегать название «зомбак», – не выказав никаких эмоций, произнес Чуань. – Мы пользуемся термином «протист» или зараженный. Это более подходящие определения для инфицированных. Также подходит термин «гому сапиенс новус».

— Не передергивай. Я задал вопрос.

— Слово «зомби», – как ни в чем не бывало продолжил Чуань, – как бы это сказать… былинное. Оно описывает восставших из могил мертвецов, но будет неправильно называть зараженных мертвецами. Фактически, как заметил Алексей, зараженные все еще живы. Клетки организма, в которых не налажены процессы энергообмена и которые не способны делиться, неминуемо подвергаются гниению. Будь бедой нашего мира ходячие мертвецы, поедающие мозги, мы бы сейчас здесь не сидели. Мертвый организм уже давно разложился бы до состояние скелета, и наша общая проблема решилась бы сама собой. Однако одна из мутаций, которой подверг мой учитель исходный штамм токсоплазмы, оказалась, с точки зрения биологии, очень удачной. – Ученый подался всем телом вперед, его черные глаза заблестели. На секунду показалось, что от разговора про творение своего учителя Чуань испытает воодушевление. – Результат получился ужасающим, но при этом очень интересным. Фактически, модифицированный токсоплазмоз абсолютно самодостаточен, так как наш паразит из консумента превратился в продуцента или автотрофа. То есть он сам может производить для себя питательные вещества из неорганических веществ, таких как, например, углекислый газ, концентрация коего в нашем мире существенно повышена. Также они потребляют и перерабатывают сероводород, метан и прочие газы, выделяющиеся в результате вулканической активности. Хотя в этом нет ничего удивительного – впервые жизнь зародилась именно благодаря активности вулканов, либо схожим геологическим процессам. Есть даже бактерии питающиеся серой. Смесь газов, попадающая из атмосферы в тела зараженных и смешивающаяся с растворенными в крови микроэлементами, является идеальным и практически бесконечным источником пищи для токсоплазмы. Но наш модифицированный штамм не был бы столь опасен для людей, не отличайся токсоплазма способностью обеспечивать клетки носителя энергией. Поглощая смесь газов и микроэлементов и перерабатывая погибшие организмы, токсоплазма производит достаточное количество глюкозы и аденозинтрифосфорной кислоты, чтобы иметь возможность делиться ею с клетками своих носителей. Это абсолютно идеальный союз человека и простейшего. И носитель, и его паразит поддерживают жизнь и подпитывают друг друга. А размножаясь внутри клеток носителя и разрушая их, микроорганизм стимулирует соседние клетки к делению. – Окончательно увлекшись лекцией и утратив контроль за своим поведением, Чуань расплылся в нежной улыбке, от которой покоробило всех присутствующих. – Наши маленькие простейшие оказались способны побудить делиться даже нервные клетки, которые, как считалось, не восстанавливаются. Конечно, я понимаю, внешне зараженные выглядят крайне неприглядно, так как токсоплазма поражает глубинные слои мышц и почти не затрагивает эпидермис, не позволяя ему полноценно восстановиться, но внутри зараженных происходят очень бурные процессы – за минуты сменяются огромные количества поколений микроорганизма, умирают и обновляются сотни миллиардов клеток носителя. В нас буквально бурлит жизнь. Зараженные становятся подобием практически замкнутой экосистемы, которой для своего существования не требуется поглощать органику из окружающей среды.