Д. Биленкин - ФАНТАСТИКА. 1966. Выпуск 1

(Все это я знаю, но молчу. Приятно посмотреть. Завидую: ему еще кажется, что он все может.)

— Хорошо, но каковы перспективы улучшения качества самого насоса и оксигенатора? Чтобы они не разрушали кровь?

— Для нового АИК получим самый лучший пластик. Поверхности будут шлифованы по высшему классу точности.

Почти такая же гладкость, как у собственной сосудистой стенки.

— Да, все очень хорошо. Но от сегодняшнего опыта до настоящей машины для анабиоза очень далеко. Очень!

(Не успеть. И они тоже думают, но молчат.) Вадим хмурится.

Юра:

— Не так уж далеко. Бочку для саркофага на авиазаводе заканчивают. Я был там позавчера — отличный цилиндр из толстого оргстекла. Выдерживает давление в пять атмосфер. Кондиционер для камеры тоже скоро получим. Будем давать любую температуру и влажность. Новый АИК, автоматика…

— А почка?

— Почкой Семен Иванович заведует.

Назревает конфликт. Не зря он сегодня ходил в лаборатории, как чужой. Старался не мешать. Плохой? Нет, просто не тянет. И может быть, не понимает этого.

— Вы бросьте эти разговоры. Семена можно использовать только для выколачивания заказов по почке, а не для ее создания, наладки или привязки.

Вадим вступается:

— Да это он так, треплется. Мы следом: почку делают. По тому проекту, который с вами согласовывали. Она мало отличается от стандартной малой модели, поэтому можно надеяться, что получим в срок.

(Позвольте, какой срок? Я, кажется, не назначал срока. Значит, советовались с Давидом. Неприятно. Почему? Логика. Нужно планировать.) Кофе вкусный. Туман в голове совсем рассеялся.

— Кто это кофе такой варил?

— Н-ну! Вы не знали? У нас же есть теперь мощная кофеварка. Коля сделал в мастерской. Все к кофе пристрастились. Из других отделов ходят, заваривают.

— А что говорят о нашем анабиозе в институте?

— Об анабиозе ничего. Мы же делаем установку для оживления, для искусственного управления жизненными функциями.

— Вот еще и поэтому нельзя проводить длительных опытов.

Когда они все вместе, говорит всегда Вадим. Юра вообще молчаливый, редко его удается раззадорить.

— А вы часто ссоритесь?

— Каждый день.

— Почему? Юра, пророни словечко.

— Вы же сами знаете, что с нам невозможно. Все оценки очень субъективны, действия непоследовательны. Тип с повышенными эмоциями. (Как книжно он выражается!) Но быстро миримся.

— Это я мирюсь. Он бы неделю дулся.

Приятно видеть их. Но им нужно идти. Опыт. Сейчас бы получилась хорошая беседа. Всегда так: когда хочется поболтать, нет времени. Время есть — нет настроения.

— Вам, наверное, пора идти?

— Что вы нас гоните? Мы всего десять минут сидим. Да, Юрка?

— Не беспокойтесь, Иван Николаевич. На новый режим будем переходить через пятнадцать минут. А до тех пор там справятся без нас.

— Надеетесь, значит?

Вадим:

— Не очень чтобы очень, но в некоторых пределах. Знаете, какой народ теперь?

— Будто ты знаешь, какой был раньше?

— В книжках же пишут. Я книжки читаю. Короленко, например, “История моего современника”. Чернышевский. Народовольцы. Идейные молодые люди были. А у нас? Чуть опыт затянулся — “Отгул давай!”, или: “Зарплата мала, уйду на завод”. Это больше Юркины кадры — на завод. Моим податься некуда: физиологу везде восемьдесят рублей.

— Брось, Вадим. Работают, не уходят. Тоже с тобой им не мед. Сегодня одно делают, завтра, глядишь, новое придумал — сиди до ночи, переделывай. Потом вообще не появляешься, они без дела слоняются… Нет, не мед.

— Ты мне критику тут не разводи. Все равно не тот народ.

— “Вот были люди в наше время…” Увлеченные. Они оба увлеченные, по по-разному.

А молодежь, наверное, всегда была одинакова. Возрастные особенности психики накладывают отпечаток на убеждения.

Молодость решительна. Зрелость осторожна. Нет, не все так просто. Произошли изменения в идеях, в культуре, в воспитании, и молодежь на это реагирует больше, чем взрослые.

Спросить:

— Скажи, Вадим, что тебя движет в жизни?

Вадим:

— Да ничего. Просто живу. Получаю удовольствие от работы. Мне нравится раскрывать, как вы выражаетесь, программы деятельности клеток, органов, организма.

— А для чего?

— Ну просто нравится. Конечно, приятно, если врачи используют наши идеи и будут вылечивать больных. Но главное — это сам процесс искания.

Юра: — А ты, Вадим, неразборчив.

— Ну и что? Верно, всеобщими теориями не задаюсь, как ты. Но правила в жизни у меня твердые: работай честно, на всю железку. И на ноги себе наступать не давай. В том числе и таким типам, как наш директор.

— Надеешься выстоять?

— Надеюсь. Знаю, знаю, что вы скажете: “Остынешь, сломают”. Не сломают и не остыну. Вот!

(А я выстоял? Нет. Всегда был робок, чтобы не сказать больше. Но в общем-то и не сдался. Вот еще анабиоз выдам “под занавес”. Глупо бахвалиться…)

— Чем же ты объяснишь наших стиляг или этих иностранных битников, о которых в газетах читаем? Да я и сам их видел, это факт.

— Пороли их в детстве мало — вот и все объяснение. Бездельниками выросли.

— А ты, Юра, что скажешь?

— На сей раз я с ним согласен. Пороть, может быть, не обязательно, но с детства приучать к работе, чтобы были прочные рефлексы. Конечно, желательно привить интересы, но для этого нужно, чтобы они у родителей были.

(У его мамы есть. И у моей были. Немножко смешно слышать эти рассуждения от молодого человека, не знающего другой семьи, кроме мамы. А ты сам? Что ты понимаешь в вопросах воспитания? Имеешь сведения от Любы.)

— Иван Николаевич, вы знаете хотя бы одного из этих так называемых стиляг?

— Нет, не приходилось. А ты?

— Ну, я все знаю. (Вот нахал!) Знаю и ребят таких и девушек. Они все неумные. Если поговорить недолго, подумаешь: культурный парень. А потом оказывается, обман! Нахватались из кино, из телепередач. Немножко из журналов — из кратких сообщений. Все лодыри. И развратники. Их разговорчики о политике, науке, идеалах, о своем протестантстве — сплошной блеф. Уверен, что я за границей эти битники такие, как наши, бездельники… Во какую я речь произнес! А что? Нас, молодых, эти вопросы интересуют.

— Конечно, вам их придется решать. Надеюсь, что вы не упрощаете и допускаете всякие переходные степени?

— А как же! Уголовники, стиляги (они же тунеядцы), потом прослойка благонамеренной молодежи и, наконец, мы, работники. Есть всякие переходные ступеньки. Колеблющиеся и примкнувшие.

— Настоящими вы считаете только себя?

— Конечно! Только мы, молодые люди науки, можем построить будущее. Мы не обременены предрассудками. Только логика… Юрка, а ловко тебя шеф сегодня подкусил на этом, как его, Гумилеве? А? Как же это ты, такой интеллектуал — и не знал? Я еще над Танькой посмеюсь…