Стивен Бакстер - Корабли времени

Воин сдвинул шляпу на затылок.

– Вот это мы попали, не так ли, сэр? – у него был четкий, немного резковатый тевтонский северо-восточный акцент.

– Стаббинс? – я вспомнил его.

– Так точно, сэр. – Он обвел пляж рукой. – Я занимался картографированием местности. Отошел на шесть миль и вдруг вижу – Джерри [20] над морем. И тогда пошла писать губерния! Ну, да нам такие штуки известны.

И он как-то неуверенно посмотрел в сторону лагеря.

Пытаясь скрыть крайнюю усталость, я перенес вес на другую ногу.

– Туда возвращаться нельзя.

– Это кто сказал?

– Он. – Я показал на морлока.

Стаббинс поскреб в затылке – короткие волосы издали звук платяной щетки.

– И мы уже ничем не можем им помочь.

Он вздохнул.

– В таком случае, что будем делать, сэр?

– Думаю, надо пройти дальше по пляжу и отыскать убежище на ночь.

– А как же дикие звери, сэр? – он беспокойно схватился за пулемет. – Патронов не так много. Я взял с собой самую малость, когда уходил из лагеря.

– Сегодня им не до нас. Звери палеоцена еще долго не придут в себя после сегодняшней атаки людей. А вот костер нам развести придется в любом случае. Спички есть?

– О, конечно, сэр! – он хлопнул по нагрудному карману, где с готовностью брякнули спички. – Можете не беспокоиться.

– Понятно.

Стаббинс заметил, что я уже шатаюсь, и дрожь в руках. Он перевесил пулемет за спину и принял у меня бессознательное тело морлока. Парень он был сильный. Так что эта ноша его ничуть не тяготила.

И так мы двинулись вдаль по берегу с лучшими надеждами на будущее – отыскать укрытие и место для ночлега.

12. Мир после бомбы

Утренняя заря была свежей и чистой.

Я проснулся раньше Стаббинса. Нево оставался в беспамятстве. Я прошелся по пляжу у прибоя. Солнце успело обогнать меня, уже встав над океаном, и становилось не на шутку жарко. В уцелевшем лесу раздавались привычные шорохи и крики, обитатели джунглей были заняты своими делами. Преданы своим мелким заботами гладкая черная форма – наверное, скат – скользил на поверхности воды в сотнях футов от побережья.

В эти первые мгновения нового дня мир палеоцена показался мне все тем же нетронутым и полным сил, каким был до появления экспедиции Гибсона. Но пламенный столб все еще сиял сквозь лес, разрастаясь, пока не достиг тысячи футов в поперечнике. Сгустки пламени – крошки оплавленного камня и земли взлетали вверх вдоль столба, по сияющей параболической траектории. И над всем этим простиралось зонтом черное облако гари и паров, которое слабо колыхал ветер.

На завтрак у нас была вода и пальмовые орехи. Нево едва пришел в чувство, как сразу стал заклинать нас со Стаббинсом ни в коем случае не возвращаться в лагерь – ни даже близко появляться от места, где он остался. Возможно, в палеоцене осталось всего трое людей, и нам предстоит думать, как выжить в будущем. Нево считал, что нам лучше убраться подальше отсюда, присмотреть себе новое место. Хотя бы в нескольких милях отсюда, куда не доберется радиоактивное излучение каролиния.

Но и по глазам Стаббинса, и по голосу совести, я знал, что мы примем иное решение. Такое неприемлемо для нас обоих.

– Я возвращаюсь, – сказал, наконец, Стаббинс, с прямотой, прорвавшейся сквозь учтивость. – Мне понятно все, что вы тут говорили, сэр, но там могут быть раненые, которым нужна помощь. Я не могу оставить их на произвол судьбы. – В его открытом честном лице отразилось сострадание. – Не так ли сэр?

– Да, Стаббинс, ты прав.

И мы отправились обратно по полоске песка, когда-то называемой пляжем. Вот она постепенно чернела, превращаясь в тропу войны, устланную головешками и горелыми тушами животных – волны еще не успели смыть это в океан. На шее у нас были связки кокосовых скорлуп, наполненных свежей водой – на случай, если там потребуется кого-то напоить.

Нево предупреждал – смертельно опасно приближаться к воронке больше чем на милю. К полудню, когда Солнце высоко стояло в небе, мы достигли этой роковой черты. Мы уже находились в тени черного пепельного зонта, распахнутого над головой. Свет, исходивший от воронки, был столь ярок, что наши тела отбрасывали вторую тень.

Мы ополоснули ноги в море. Под ногами привычно зарывались в песок раковины моллюсков, метались вспугнутые черепахи.

Наконец мы покинули пляж и углубились в лес. Точнее, в то, что от него осталось. Все вокруг было как в страшной сказке. Мы собирались обойти эту опасную воронку на расстоянии, в надежде обнаружить кого-то в живых. Школьного курса геометрии вполне хватало, чтобы определить, что при этом нам придется совершить шестимильную прогулку и снова выйти на пляж. Однако то, что просто на бумаге, иногда не осуществимо в жизни, и у нас не было такого циркуля, чтобы описать правильную и безопасную дугу или окружность у этого места. Поэтому, откровенно говоря, меня брали сомнения насчет нашего похода. В лучшем случае, это займет все время до вечера, учитывая то, что идти нам придется по обугленным корягам и завалам пожарища.

Мы были близки к эпицентру взрыва – на что указывали обезглавленные, лишенные крон и разбитые в щепки деревья. То, что могло стоять веками, было разрушено в секунды.

Теперь уже дневной свет не проникал так робко и загадочно в лес – ему не мешала листва, и наши головы беспощадно пекло полуденное Солнце. Но и здесь, в этом разоренном выжженном лесу, была жизнь, что можно было определить по крикам, шорохам и прочим звукам джунглей. И кроны теперь заменяла крона из пепла, выросшая за одну ночь из воронки.

Это багровое сияние, казалось, выморило все в округе – все зверье убралось глубже в лес. Оттого лес казался сумрачным – не только птицы и крупные животные, но даже насекомые сбежали из раненого искалеченного леса, и зловещая тишина была нарушена только шорохом наших шагов, да горячим клокочущим дыханием из бомбовой воронки.

Кое-где еще дотлевали стволы и крошились угли, так что вскоре насколько раз обжег босые пятки. Я обвязал ноги пусками травы и вдруг вспомнил – то же самое делал я, выбираясь из горящего леса 802701 года. Несколько раз мы набредали на обугленные трупы животных, которых врасплох застигла катастрофа – они даже понять ничего не успели. Несмотря на порядком погулявший здесь огонь, разложение не прекращалось – над лесом стоял смрад гнили и разложения. Раз я наступил на осклизлые останки какого-то зверька – по-моему, это был планететериум – и бедняге Стаббинсу пришлось ждать и выслушивать мои ругательства, пока я счищал останки с подошвы.

Примерно через час мы вышли на зловещий бугорок. Запах стоял такой, что пришлось прижать к лицу платок. Тело было настолько обезображено огнем, что сначала я принял его за труп животного – может быть, молодой диатримы. Но тут же услышал за спиной крик Стаббинса.