Роман Злотников - Время Вызова. Нужны князья, а не тати

— И что теперь? — спросил Андрей.

— Не знаю, — пожала плечами Тина, — буду жить. Здесь. Дома. Я там стала неплохим специалистом по американскому патентному праву. Так что не пропаду… Я, как приехала, первую неделю каждый день ревела. Иду по Бульварному, а слезы из глаз так и катятся… Знаешь что, Данилов, — она перевернулась на живот и посмотрела ему в глаза, — мне от тебя ничего не надо. Ни денег, ни подарков, ни ресторанов. Хватит, наелась! А если чего захочется — сама заработаю. Просто… будь рядом. Хоть иногда, время от времени. А то я тут посмотрела — у нас-то тоже нормальных мужиков сейчас раз-два и обчелся. Все какие-то клоны Фила, с разными извращениями.

Андрей улыбнулся:

— Нет уж, шалишь, у нас пока еще нормальных мужиков хватает. Это я тебе точно говорю. И, знаешь. — Он на мгновение замолчал, немного испугавшись того, что собирался сейчас произнести, но затем, мысленно жахнув шапкой о землю, решительно произнес: — Мне кажется, что тебе надо срочно учиться делать пельмени.

Глаза Тины вспыхнули, губы дрогнули, но она сдержалась и тихо сказала:

— Дурак ты, Данилов… Я и так умею.

Эпилог

«…В самолете кресло рядом с Сергеем занял пожилой немец. Впрочем, немцев на берлинском рейсе было большинство. Первые полчаса немец как-то странно ерзал, поглядывая на Сергея. Причина подобного поведения выяснилась, когда он извлек из дьютифришного пакета бутылку своего родного шнапса и предложил Сергею составить ему компанию. Сергей хмыкнул про себя. Похоже, немец жил в России долго и успел пропитаться русскими привычками. Вот и сейчас, хоть он и купил „ностальгический“ шнапс, однако выпить в одиночку ему казалось как-то неправильно. Впрочем, можно было не сомневаться, что русская водка едет в фатерлянд где-то в глубине багажного отсека, мирно покоясь в его чемодане.

Первые три стопочки пошли хорошо, как говорится, соколом, но затем физиономия немца приобрела багровый оттенок и «Остапа понесло».

— Вы, русские, — снобы. Отхватили себе самую богатую страну мира и считаете, будто Господь осеняет вас своей благодатью. Мол, рай на земле расположен вот на этой восьмой части света от Владивостока до Бреста, а что там происходит в остальном мире, вас не касается.

— Ну почему же не касается? — хмыкнул Сергей, умом понимая, что спорить с пьяным бесполезно, но не в силах преодолеть задиристость, также вызванную винными парами. — Очень даже касается. Я вот, например, лечу в Берлин, буду работать в Германии.

— Ну так это в каком-нибудь вашем глобальном концерне, вероятно? — Немец махнул рукой. — Это только лишь доказывает мои слова. Вам, непонятно за какие такие заслуги, досталась самая богатая страна, тут и дурак справится. А вот попробовали бы, как мы, — вечно в войнах, вокруг одни соперники и конкуренты…

— Да уж, — хмыкнул Сергей, — у нас всю дорогу тишь да благодать. И монгольских орд не было, и Наполеон, слава богу, мимо прошел, и революций с гражданскими войнами избежали, и кто такой Гитлер — вообще не слышали.

— А не надо сарказма, — вскинулся немец, — подумаешь, монголы, азиаты на низкорослых лошадках. Это вы из них делаете грозных врагов. А Наполеон и Гитлер всем подгадили. И Германии прежде всего. У вас что: пришли — ушли, годик-другой, и все. А у нас они гадили ДОЛГО. Но мы все равно поднялись. Пусть и не как Россия, но… — Тут у немца, видимо, пересохло в горле, потому что он внезапно запнулся, сцапал стопку и, рявкнув: — Прозит! — опрокинул ее в глотку.

— Ага, годик-другой, — раздраженно бросил Сергей, — только я бы советовал вспомнить, что к нам они тоже собирались прийти НАДОЛГО, и этот годик-другой мы им устроили САМИ.

Похоже, в его тоне проявилось что-то, от чего немец решил сбавить тон.

— Не обижайтесь, Сергей, — примирительно начал он, — я не хотел вас задеть. Россия — великая страна и все такое, просто у нас в Германии сейчас трудные времена. Я бы тоже не хотел уезжать из Германии, но вынужден работать в России… И у вас ведь, в конце концов, были трудные времена, я помню, в пору моей молодости многие из ваших сограждан также устремились в Германию, большинство их мечтало получить немецкое гражданство… и вообще тогда Россия была не такой… успешной.

— Да, — примирительно кивнул Сергей, — в нашей истории не раз наступали трудные времена — смуты, поражения в войнах, революции, но ведь в этих трудностях кроется новый шанс. Это же…

— Время Вызова, — усмехнулся немец, — знаю-знаю. Просто удивительно, как вы сумели из того, что для всех остальных является трагедией и временем крушения надежд, сотворить новый ресурс развития.

— Почему это сотворить? — удивился Сергей. — А разве может быть по-иному?

— Может, — вздохнул немец, потом вновь наполнил стопки и, приподняв свою, буркнул: — Прозит.

— Вы этого помнить не можете, — продолжил он, — а я помню, как у вас было, когда рухнул ваш Советский Союз… Нищета, разруха, миллионы людей уезжали из страны, считая, что у них здесь нет никакого будущего. А те, кто оставался, им страшно завидовали и мечтали о том, чтобы им тоже представился шанс уехать… Как все изменилось. — Он покачал головой. — Один ваш коммунистический классик как-то сказал: «Идеи, овладевая массами, становятся материальной силой». Когда у вас появилась эта самая идеология Времени Вызова, на Западе многие смеялись. Мол, русские жить не могут без какой-то идеологии и потому снова изобретают себе очередной коммунизм. Где они теперь, эти насмешники? — Немец развел руками. — А ведь вроде все так просто: любые трудности — это испытание, вызов, новый шанс. Возможность подняться над собой… И опасность потерять себя. И чтобы этого не произошло, храни в себе четыре ценности: верность слову, ценность жизни, язык и служение разнообразию. Вот этим служением разнообразию вы всех и зацепили…

Сергей, для которого все эти слова были частью его жизни еще со школьной скамьи (ну, может, в полном объеме, когда они вообще впитались, так сказать, в кровь, — с армии), пожал плечами:

— Так это вроде как уже не только наше.

— Ну да, ну да, — закивал головой немец, — и это есть очень сильный ресурс России. В мое время… ну, когда я был молодым, у нас были очень модными так называемые «общечеловеческие ценности». И это был серьезный ресурс Европы. Вернее даже, всего Запада. Мы диктовали всему миру, как ему надо жить, и все остальные вынуждены были ломать себя и тратить множество ресурсов, чтобы соответствовать… они были вынуждены подстраиваться под нас. А теперь на коне вы…

— Но мы же никого не ломаем? — удивился Сергей. — Наоборот — служение разнообразию…