Сергей Лукьяненко - Осенние визиты

Он вырвал бумагу из рук Шедченко, подошел к камину, скомкал, швырнул в огонь.

– Расслабься, солдат… Пронесло. Я тебе показывал свою коллекцию?

– Какую? – тихо спросил Шедченко.

– Этюды мастеров. Картины собирать… пусть этим новые русские занимаются. Что в них… в завершенных, лаком залитых. А вот наброски, этюды – видеть, как хотел мастер сделать свое полотно… Это и впрямь интересно. У меня почти сотня набросков. Репин, Иванов, Шишкин, Крамской…

– Принципиально собираете русских художников? – спросил Шедченко.

– А в какой стране живу, Коля? Есть такое слово – патриотизм! – Хайретдинов отвернулся от камина. – Ладно. И на старуху бывает проруха. Не убивайся. Минус Визард – уже хорошо. И минус Кирилл, вероятно… Будешь «Хванчкару»?

Шедченко пожал плечами.

– Если честно – никогда не пробовал.

– Э… многое потерял. Тем больше получишь, – Хайретдинов склонился к столу. – Во здравие, и за упокой. Не хмурься, солдат. Пусть сгинут наши враги!

11

Кирилл не любил афоризмов. Это, наверное, глупое занятие – выдирать слова из контекста, придавать им отточенность, к которой и не стремился автор. Прикладывать сказанное совсем по другому поводу и в другое время – к сегодняшнему дню.

Плакатик над дверью вагона гласил: «Чего не следует делать, того не делай даже в мыслях. Эпиктет».

Кто такой Эпиктет, Кирилл не знал. Какой-нибудь древний грек… Оказавшись в метро он, наверное, утратил бы все свое философское спокойствие и с криком бросился бежать. Решил бы, что попал в Аид.

А вот в историю с Визитерами поверил бы, возможно. Древние боги – они любили веселые шутки с людьми.

Чего не следует делать…

– Виз. Разве можно не думать о том, о чем думать нельзя?

– Можно, – равнодушно сказал Визитер. – Я только этим и занимаюсь.

– Чем?

– Не думаю.

Кирилл невольно хихикнул.

– Кирилл, а ты уверен, что мы правильно делаем? – спросил Визитер.

– О чем ты?

– О ком. О писателе.

Он ответил не сразу.

– Не знаю. Но он же меня отпустил.

– Это мог быть ход. Понимаешь, Посланник Творчества – он хорошо предугадывает наши действия. Видит их, словно картинки. Если он все предусмотрел, то тебя специально отпустили. Чтобы мы оба пришли в ловушку.

Кирилл поежился.

– Виз, а нас есть другой выход?

– Да. Хайретдинов. Власть. Только – ему не нужны варианты. Он такой… по необходимости жестокий. Тебя бы защитил. Ему, наверное, хочется с кем-то говорить откровенно. А я для него конкурент.

– Тогда вариантов нет.

– Спасибо, – серьезно сказал Визитер. – Ну… ты все равно, помни про это.

Они ехали к Зарову и его двойнику. Весь день промотавшись по городу, придумав и отвергнув кучу планов – как подставить убийцу и женщин милиции. Можно было позвонить по «ноль-два», и назвать имена – наверное, сейчас бы такой звонок, даже от ребенка, проверили. Была лишь одна беда – если их и впрямь арестуют, если свяжут перестрелки в метро и на выставке с Кириллом Корсаковым, то и его начнут искать по-серьезному.

То, что им попадаться нельзя, понимали оба.

Не верить. Не допускать, даже в мыслях, ничего необратимого…

В вагоне вместе с ними ехала целая компания подростков. Не очень хулиганистого вида, но поглядывающая на обоих слишком пристально. И чего болтаются ночью, вроде не беспризорные… Кирилл вздохнул с облегчением, когда мальчишки вышли на Владыкино.

Странно, раньше Кирилл никогда и никого не боялся на улицах. Даже поздно вечером, даже вдалеке от дома. Наверное, потому, что он был, этот дом.

– Ты хорошо дорогу помнишь? – спросил Визитер.

– А разве ты не смог бы найти?

– Смог бы. Но только искал бы долго… не хочется.

Они понимающе переглянулись. Визитер чувствовал то же самое, что и он.

Визитер тоже боялся не только конкурентов, но и людей.

– Помнишь, мы однажды смотрели какой-то американский ужастик, где за пацаном кукла гонялась? – спросил Кирилл. – С ребятами из «Штурмана». Веснин потом еще сказал, что интересно было бы на пацана посмотреть года через два. Не съехала ли у него крыша.

– Он не так сказал, – поправил Визитер. – Он сказал, «интересно, как далеко у него крыша уехала…» Надо будет позвонить Вале. Он, наверное, волнуется.

Кирилл кивнул. Поколебался секунду, прежде чем спросить:

– А сколько вообще человек о нас волнуются? Как ты думаешь?

– Человек десять, – не задумываясь, ответил Визитер. – Слугин, например. Но он не только о нас, он еще за пистолет переживает. Уже сам себе удивляется – зачем ввязался. Ну, Валя… Еще кое-кто из «штурманов». Соседка, Ольга Павловна.

– Да?

– Угу. Только она так волнуется… по-своему. Звонит старушкам-подружкам. Говорит… всякое. Уверяет их, что тебя уже давно какие-нибудь бандиты продали в Штаты для того, чтобы сердце и почки миллионерам пересадить.

Кирилла передернуло:

– Замолчи…

– Почему? Так и есть. Она тебя, конечно, жалеет. Мол, «воспитанный мальчик, хоть и связался с бандитами…» Но ей интереснее было бы знать, что с тобой и впрямь что-то страшное произошло. Тогда можно всех на свете обвинять, от президента до милиции и дворников. Хотя она даже себе в этом не признается. Добрая старушка… Пошли, Кирилл.

С последними ручейками пассажиров они вышли из метро. Кирилл немного поплутал утром, уходя от писателя, зато сейчас найти дорогу было легче.

– Если нас убьют, то ты дурак, – сказал Визитер, когда они подходили к дому. Он вроде бы и шутил, но голос у него был слишком громкий, заведенный. Кирилл кивнул:

– Ладно, договорились.

Подъезд был светлым, лампочки, хоть и тусклые, горели на каждом этаже. Перед дверью они еще раз переглянулись. За ней было тихо… может быть, и нет там никого? Зато за соседней громыхал рок, так энергично, словно хозяева решили непременно оглохнуть к утру.

– Звони, – Визитер засунул руки в карманы. – Давай-давай.

Кирилл коснулся кнопки. Тонко заныл звонок. Они подождали с минуту, но за дверью царила тишина. Визитер отстранил Кирилла, нажал на звонок сам, долго, требовательно, с короткими паузами – так Кирилл звонил себе домой, если прибегал с улицы зимой, с мороза, и без ключа…

– Если очень поспешим, то успеем доехать до Вальки, – сказал Визитер.

– Или не успеем… А чердак в этом доме есть?

Ночевать на чердаке Кирилл не собирался. Даже не потому, что боялся темноты, бомжей или холода. Просто – это был бы край. Граница, за которой уже невозможно стать прежним.

Одиночество.

Он снова позвонил, уже чувствуя подползающее отчаяние. Тишина и пустота – это даже хуже страха, хуже врагов. С ними не повоюешь. Как глупо