Санитарный день - Екатерина Витальевна Белецкая

— Не знаю, — покачал головой Ит. — До какого момента? До окончательного решения задачи, видимо.

— А дальше? — с отчаянием спросил Скрипач. — Ит, что дальше? У тебя хоть какие-то мысли есть? Вообще, в принципе? Ну хотя бы одна? Ты можешь признать факт того, что мы в ловушке?

— Я уже давно этот факт признал, — Ит сел за стол, и вытащил из своей сумки блокнот, в котором последние дни делал записи. — Только ловушка не одна, их две. Есть внешняя, и есть внутренняя. Вовне нас не выпустят, в самом лучшем случае — просто приволокут тут же под белы рученьки обратно. В худшем — ну, ты догадался, думаю. Мокрого места не оставят. Внутренняя — это мы сами. Знаешь, я тут подумал… Про Пятого с Лином — мы были неправы. В корне неправы.

— Ты о чём? — не понял Скрипач.

— То, что с ними сделали — это было не унижение и не издевательство. Это была страховка. Те изменения, они были очень тщательно продуманы, спланированы, и ювелирно сделаны. Их действительно адаптировали и, по сути, защитили от того, что происходит с нами сейчас. Да, на взгляд рауф — это были калечащие операции, но именно что на взгляд рауф. Если подходить к вопросу с другой стороны, картина меняется. Кардинально. Не смотря на то, что у них были определенные проблемы, они не страдали так, как страдаем сейчас мы.

— Ну, страдать по-настоящему мы еще толком не начали, — заметит Скрипач.

— Спасибо, утешил, — вздохнул Ит. — Так вот. Эти изменения и длительная корректировка гормонального фона дали им возможность существовать в человеческой среде без последствий. Десятилетия. Именно так они жили в Саприи, на Окисте, а затем на Земле — и с ними в этом плане ничего не происходило.

— Зато в другом происходило. Но вообще да, ты прав, — Скрипач задумался. — Лучше быть ущербным, но живым, чем не ущербным, но мёртвым. И, кажется, они это частично осознавали, потому что от обратной корректировки, которую им предлагали ещё на этапе ученичества, отказались категорически.

— Они не из-за этого отказались, — возразил Ит. — Ты же знаешь.

— Могли что-то чувствовать, — покачал головой Скрипач. — Запросто могли. Но вот что, они даже сами себе объяснить не сумели. Или не пытались. Хотя в общем и целом ты действительно прав, Ит. Кстати, спорим на сто рублей, что план операций, которые им на Окисте делали, был придуман вовсе не Айкис Рейн, а шёл, так сказать, в комплекте с материалами для воссоздания?

— Думаю, ты прав, — кивнул Ит. — Она бы в жизни такой план составить не сумела. Просто потому что ей, человеку, настолько глубоко изучать физиологию рауф вряд ли приходилось. Нет, она имела представление о теме, она, видимо, готовилась, но… чтобы настолько точно и грамотно всё сделать… вряд ли.

— И у нас получается новый виток этой истории, а мы тут, в западне, и даже никому ничего рассказать не можем, — мрачно констатировал Скрипач. — Слушай, а вот если нас с тобой… так же? А? Как думаешь? План операций сделаем, место, думаю, тоже отыщем.

— Может быть, мы так и поступим, но, родной, есть пока что главное препятствие для этого грандиозного плана, — ответил Ит. — А именно: для начала надо отсюда как-то выбраться. И быстро. Потому что слишком велик риск превратиться к концу ноября в… — Ит осекся.

— Обожаю своего брата за прямоту и принципиальность, — с отвращением произнес Скрипач. — Ну, договаривай, договаривай. Мы тривиально сдохнем, Ит. Причем не самым приятным образом.

— Зачем договаривать, если ты и сам всё сказал, — пожал плечами Ит. — Ладно, давай собирать барахло. А то Лийга вернется скоро, не дай бог, ещё испугается.

* * *

Все эти дни они строили, точнее, пытались выстроить две схемы, одну, предположительно, созданную Ари, и вторую, уже свою. И раз за разом все рассуждения заходили в тупик, потому что из рабочей превращалась при несоблюдении условий в нерабочую. Стрелок не терпел даже попыток обмана, поэтому выстроенные схемы рассыпались почти мгновенно, как карточные домики.

— Сдаюсь, — сказала на исходе второй недели Лийга, когда они вчетвером снова собрались вечером на кухне. — Я не понимаю. Ни что он хочет, ни причины, по которой он ждёт. Он ведь ждёт, но чего? Он тянет время, виляет и юлит в разговорах, но в то же время не исчезает теперь надолго, он постоянно поблизости.

— Боюсь, что поблизости он из-за того, что осень, — заметил Скрипач. — Это летом хорошо скакать туда-сюда, а под дождями и по холоду не особенно побегаешь.

— Не думаю, — покачал головой Ит. — Это его вряд ли бы остановило.

— Что — это? — не понял Скрипач.

— Погода, — ответил Ит. — Нет, тут другое. Давайте попробуем рассуждать не так, как мы это делали раньше.

— Ну, давай, — Скрипач скептически посмотрел на Ита. — Мы десять дней уже это делаем, а толку нуль. Но всё-таки давай. Что-то придумал?

— Ничего я не придумал, тут нечего придумывать, — сказал Ит. — Знаете, я попытался идти от вопроса. Что он хочет на самом деле?

— Ну… — Лийга нахмурилась. — Что он хочет жить, мы уже знаем. И жить он хочет, по всей видимости, с Ветой. И, кажется, не здесь. Что ещё?

— Это внешняя мотивация, — Ит посмотрел на Лийгу. — А внутренняя? Чего они вообще хотели, когда начинали это всё?

— И чего же? — с интересом спросил Скрипач.

— Смотрите, тут довольно просто. Сперва — чего он не хочет. Умирать он не хочет. Убивать нас — тоже, это уже пройденный этап. Что-то уничтожать — тоже нет, он, хоть и хорохорится, на самом деле отнюдь не злой и не жестокий. Пытается показать жестокость и злость, но… — Ит пожал плечами. — Не такой он и злой, увы ему.

— Так что же он хочет? — спросил Лийга.

— Он хочет… покоя. Не для поколений Архэ, не для кого-то, кого ещё на свете нет. Для себя. И только для себя. А покой для него, равно как и для нас — это